159 / 392
— Свяжешься с такой злоязыкой, конца-края не
будет.
Осенью, когда копали картофель, ребята, отправля
ясь в поле, увидели, как Палля стоял у своих ворот и
лущил семечки.
— Пойдем на картошку! Чего стоишь без дела,
сейчас ведь сад не сторожишь,— сказал ему Аркаш.
— Валяйте сами! — пробормотал
Палля.— Мне
вашей колхозной картошки не нужно, нам своей хва
тает. Ковыряйтесь, если вам так уж хочется!
Ребята крепко рассердились, хотели его проучить,
но Палля, видимо, почувствовал это и быстро юркнул
за ворота.
— Вот негодный! — возмутился Аркаш, со злобой
посмотрев ему вслед.— Неужели он не понимает, что
мы работаем для фронта!
— У них-то на войне никого нет, поэтому, навер
ное, он и не понимает,— предположил Илле.
— Говорят, его хыркасинский дядя на фронте...
— Кто его знает... Я слыхал, что один его дядька
в тюрьме сидит.
— Может, это другой?
— Не знаю...
— Все равно, надо его разок хорошенько отлупить,
а то чересчур зазнался.
— Не петушись, глупо это,— ответил Илле.
Учеба в школе шла нормально, но ребята не были
так шумливы и радостны, как в прошлые годы. Да и
радоваться было нечему: пришли первые похоронки—
на поле боя смертью храбрых пали два колхозника,
несколько человек лежали в госпиталях.
Отец Илли не писал месяца два. Сын с матерью
были очень встревожены этим, но потом все же полу
чили долгожданный солдатский треугольник. После
поклонов и пожеланий доброго здоровья родным и
знакомым отец не совсем понятна написал:
«Больше месяца был в аду, не чаял в живых ос
таться, но сейчас уже все в порядке, в моих руках
снова боевое оружие».
О каком аде написал отец? Раненым, что ли, был?
Мать и Илле никак не могли догадаться...
От отца Аркаша тоже долго не было вестей. Семья
сильно волновалась, пока не получила весточку. Ока
155