

И он взглянул на них сочувственно, как бы говоря: «Что
поделаешь, придется отшагать тридцать километри-
ков».—Переночуете у нас, на аэродроме, а утром —
в путь.—Подполковник пожал летчикам руки:
— Желаю удачи!..
«Уже четыре дня ничего не записывал: не было вре-
мени».
Самарин пробежал глазами предыдущую запись в
дневнике и продолжал:
«На другой день после того, как я приступил к рабо-
те, умер старший лейтенант Михеев—штурман, который
прибыл вместе с Латыповым. Кроме ранения грудной
клетки, у него в нескольких местах были повреждены таз
и левая нога. Сделали всё, что могли... Умер спокойно,
будто уснул.
Вчера Латыпову ампутировали левую руку. Перед,
операцией он спросил: «Нельзя ли как-нибудь так оста-
вить?» Я сказал, что у него начинается заражение крови.
До конца операции он не издал ни звука. Только потом,
взглянув на свою руку, отрезанную по локоть, произнес:
«Ишь ты, какая белая... Спасибо... доктор». Сейчас лежит
в седьмой палате. Сегодня утром он спросил, где Михеев.
Чтобы не волновать его, пришлось соврать. «Он в другой
палате»,—ответил я. Через несколько часов, когда я за-
шёл справиться о его состоянии, он опять спросил о Ми-
хееве. Трудно было говорить неправду, но я снова солгал:
«Штурман хорошо себя чувствует». Нину Павловну, дру-
гих врачей и сестер я предупредил об этом.
Сегодня по радио Нина Павловна узнала радостную
весть: в сводке информбюро дважды упоминалось имя
пехотного лейтенанта Сергея Сапунова. Это её очень уди-
вило: раньше муж её служил в штурмовой авиации и был
сержантом. Он так долго не писал, что Нина Павловна
не знала, что и думать. Узнав, что муж здоров и храбро
воюет, она неописуемо обрадовалась. Я и сам обрадо-
вался не меньше... Вот только Сашка почему-то долго
молчит!
Радио и газеты ежедневно сообщают такие вести, что
сердце болит. Враг пробирается к берегам Волги. Поло-
жение на фронтах становится напряжённее с каждым
днём.
Но сейчас все надеются, что скоро положение
изме-
нится. Я
тоже твердо верю в
это...»
18