42 / 201
Видно, что нет у нее больше ни сил, ни слез. А Ка з ак все глу-
мится над бедной женщиной. Вот он снова ткнул ее в спину.
Женщина покачнулась и, не удержавшись на ногах, упала
ничком на дорогу.
— Вставай, вставай, свинья, не притворяйся!—раздались
злые голоса.
— Пни ей под зад, в момент вскочит!—с хохотом наущает
Василия пьяный замухрышка.
— Стой, стой!—кричит кто-то сзади. — Она же умирает!
— Умрет, как же! Притворилась, чтоб пожалели!
Казак еще раз пнул женщину, потом отволок безжизненное
тело в сторону от дороги, плюнул и отошел.
— В суд подам за овцу,—оказал он и пьяной походкой по-
шел к своему дому.
Стали расходиться и остальные. А тетя Уксине так и осталась
лежать в придорожной пыли. Я, дрожа от страха, з абежала
домой.
На следующий день тетя Уксине умерла. И в тот же день,
вечером, из стада вместе с другими овцами вернулась домой
белая овца Казака, которую якобы зарезала тетя Уксине. Мы с
Анук вместе ходили встречать стадо. А наутро овцы опять не
оказалось. Я опрашиваю Анук:
— А что, белую овцу вы больше не пускаете в стадо?
— Нет, ее еще вчера вечером отец зарезал. Всю ночь у нас
гуляли староста и Иванюк, и мы кашу с мясом ели,—*не без гор-
дости сообщила мне Анук.
Долго судачили женщины о зверстве Казака, говорили, будут
судить его за тетю Уксине. Но время шло, дядю Василия никто
не судил, а вскоре и говорить об этом перестали. Правда, на
улице он после смерти Уксине буйствовать перестал, зато давал
себе волю дома.
Как-то зашла к нам тетя Наетись, мать Анук, разговаривают
они с матерью, а я стою рядом.
— Измучилась я, Праски, терпенья больше
нет,—говорит
жена Василия. — Одна рука уж вовсе отнялась и не подымает-
ся, по ночам хоть криком кричи от боли. Чую, высохнет скоро
совсем. Да и ногу правую еле вожу—опять от побоев это... Уж
не знаю, как и жить дальше, сейчас хромая да хворая, а соста-
рюсь и прочь слягу... Не успеют одни синяки сойти, как он новых
насажает... Косточки, поди уж, целой не осталось в теле-то. Ох,
как перед ненастьем ноют, врагу не пожелаю! Дурой стану уж,
все время ведь по голове норовит стукнуть... Хоть бы смерть
•скорее пришла, об одном бога молю... Детишек жалко только,
и их ненавидит, особенно девчонок...
37