39 / 201
через дом, рядом с дядей Степаном-гусляром. Дам у них куда
хуже нашего — ветхий, темный. Стены, казалось, прокоптели
насквозь и блестят, как черное стекло. В углу, на божнице,
сидит бог со свирепым ликом, такой же закоптелый, как и сте-
ны, только глаза почему-то у него белые-белые.
Рядом с богом висит еще одна картина, где изображены
грешники в аду и их пытают черти. Одних они вешают, другие
стоят в ряд перед красными языками полыхающего огня — их
сжигают живыми. Самый страшный из чертей тот, что подкла-
дывает под огромный котел дрова. Рогатый, с козлиной бородой,
он во всю ширь разинул пасть и смеется неизвестно над чем.
И не только потому он казался мне страшным: он был очень
похож на отца Анук, дядю Василия. У него точь-в-точь такая
же козлиная борода, большой нос и злые глаза. Его я тоже
боюсь, как и того черта. Уж очень вид у него жестокий.
И вскоре я на себе испытала его злобу.
Помню, разбудила как-то меня мать ранним утром и гово-
рит:
— Сбегай-ка на дальний огород, сруби кочан капусты.
А сама с охапкой хвороста пошла в избу разжигать котел.
Отец с братом запрягали во дворе лошадь—был праздничный
день—день первой борозды.
Только я собралась было выскользнуть за калитку, меня
окликнула сестра:
— Постой, я ведра возьму, пойдем вместе!—И, взяв ведра
и коромысло, она вышла следом за мной.
Идем мы по улице, болтаем о чем-то, вдруг видим: навстречу
нам идет Казак Василий, ведет запряженную в телегу лошадь-
На телеге мешки с зерном, соха. И вдруг... он остановил
лошадь, взмахнул кнутом и ну стегать нас по голым ногам, пэ
голове, по спине!.. От боли и испуга мы завизжали, бросились
в разные стороны, а он настигает нас и хлещет, и хлещет ре-
менным кнутом. Услышав наш плач, из ворот выбежал брат и
бросился к нам. Глаза его сверкали гневом, лицо побледнело,
а верхняя губа с чуть пробившимися на ней черными усиками
нервно подергивалась.
— За что бьешь девчонок?— крикнул он Казаку.
— Сам знаешь, за что... Может, и тебе вложить?—замахнул-
ся на брата Казак Василий. В эту минуту он уж точно был по-
хож на того черта, что висел у них на стене.
— А все-таки скажи, за что обидел сестренок?—наступал
брат, пытаясь вырвать кнут из рук Василия.
— Чтобы не лезли поперек дороги с пустыми ведрами—вот
за что!—отступая от брата на шаг-другой, орал Казак.—Видят
34