142 / 154
— Ты завтракал? — спрашивает Урнне.
— Если молоко есть, налей кружку.
Давно не виделись брат с сестрой, а теперь не могут
насмотреться. Вот что значит родной человек. Всю бы душу
ему открыл, все бы высказал...
Аркадий большими глотками пьет молоко, а Урине смо
трит на него с улыбкой: как хорошо, что у нее есть стар
шин брат!
— Давай еще налыо.
— Налей. У твоей коровы вкусное молоко.
— А вы бы приходили да брали, мне его девать некуда.
— Ладно, скажу Елусь. Наша корова плохо доится —
в октябре будет телиться.
— Держать теленка зимой трудно, зато весной сразу
отправите в стадо...
Они говорят о своих хозяйских заботах, но им хотелось
бы поговорить совсем о другом: о том, почему Семен Ильич
в больнице, почему их дети далеко от дома и почему вся их
жизнь идет так, а не иначе. Но как же об этом сказать?
— Ты своим ребятам телеграмму не посылала? — по
молчав, спрашивает Аркадий.
— Нет, не посылала. Ведь с Семеном еще неясно...
— Надо бы послать, Урине. Пусть бы приехали.— Ар
кадию трудно объяснить на словах, для чего это нужно, он
только делает своими неуклюжими руками непонятные
движения и шевелит черными пальцами.— Пусть бы при
ехали.
— А для чего? Меня к Семену не пускают, их тоже не
пустят.
— Все ж таки надо, чтобы приехали,— стоит на своем
брат.
Она не спорит. Ей и самой нестерпимо хочется видеть
:вонх сыновей, особенно младшего.
— Ах, Коля,— вырывается у нее с тяжелым вздохом.—
Душа моя болит о нем...— И слезы катятся из ее глаз.
— Ну вот, мало дождя, так ты еще и добавляешь. Осво-
дх детях ты не горюй, они ребята самостоятельные. А теле
грамму надо дать, пускай приедут, дорога недальняя. Я се
годня съезжу, пожалуй, в Вурнары, к Семену. Скажу тебе
откровенно, сестра, он никогда не говорил мне грубого сло
ва, но вот почему-то не лежит у меня душа к нему, прости
меня за это. А съездить — съезжу.
— Свое знай сам, пичче,— отвечает Урине покорно.
— А о Коле ты не горюй, Коля будет жить чисто.
435