Previous Page  9 / 39 Next Page
Information
Show Menu
Previous Page 9 / 39 Next Page
Page Background

- Аркадий, верно, - бабушка легонько потянула меня за косы. - Доброе

сердце у парня, на чье уж счастье родился... Когда ты училась в академии, все

время о тебе спрашивал.

Я не обратила внимания на бабушкины слова. И печальный голос гармони не

тронул меня. Хотелось петь, смеяться, кружиться в веселом танце. Мы зашли в

дом.

- Нельзя жить только любовью, иногда надобно и поесть, - бабушка ласково

посмотрела на меня.

Я села за стол, но есть по-прежнему не хотелось. Я вся была наполнена сча-

стьем. А когда зашла в свою комнату, удивилась: вещи в ней словно обновились,

стали красивее. Я подошла к окну: сирень в палисаднике распустилась, ветви

горделиво поддерживают богатые гроздья. Я растворила окно, и комната напол-

нилась запахом сирени, моя крошечная обитель превратилась в настоящий рай.

Негромкие всхлипы гармони приблизились к саду и остановились. Не спится

Аркадию.

Сердце любит только раз...

Мне тоже хотелось запеть. Полная луна скользнула по ветвям и приблизи-

лась к окну, зацепилась за раскрытую раму, ее светлые блики вздрогнули, качну-

лись, словно не решаясь заглянуть в комнату. Но вот она бесшумно вспрыгнула на

подоконник, осторожно продвинулась к моей подушке, осветила ее. Луна

обнимала, ласкала меня, но я не чувствовала тепла. Вдруг под окном раздались

негромкие шаги. Я прислушалась, затаив дыхание. Шаги становились все ближе,

с шумом качнулась и хрустнула ветка сирени. Я осторожно поднялась, стараясь

ступать как можно тише, подошла к окну, раздвинула краешек занавески. Под

кустом сирени стоял Гена. Уже и луна скатилась за сад, восток окрасился в светло-

серый цвет, а Гена все стоял под сиренью. На повети в сарае прокукарекал петух,

и он вздрогнул, словно очнувшись. Мне захотелось окликнуть его, я едва

сдержала себя. Вот он подошел к окну, приблизил букет к лицу, словно уткнулся в

него, потом положил на подоконник и большими шагами вышел из сада. Я взяла

тяжелые цветы в руки. Они были живые, влажные. Осторожно прижав их к груди,

я закрыла окно, упала на кровать и тут же уснула.

Рассвело. Я открыла занавеску. На роскошных гроздьях сирени висели круп-

ные капли росы. Комната наполнилась птичьим гомоном. Трели соловья, щебет

ласточки, голос кукушки, со свежими силами отсчитывающей чьи-то годы в сос-

няке - все слилось в прекрасный утренний хор. Торопливо одевшись, я осторожно

открыла дверь в большую комнату - не хотелось будить бабушку, но она, конечно

же, встала раньше меня. Увидев, как я ступаю на носочках, бабушка забес-

покоилась:

- Может, отсидеться пару дней дома? Коли рана нагноится, больше времени

потом потеряешь.

Я не ответила, поцеловала ее пахнущие молоком руки и заторопилась во

двор, а через несколько минут уже ехала в поле. Остановилась возле колодца, где

вчера впервые увидела Гену. Бадья полна до краев, кто-то уже пил из нее. Я не

стала выливать воду, придвинула бадью поближе, наклонилась и увидела, как

качается в воде мое отражение. Какое-то время я бездумно глядела на него.

Вспомнилось, как попросила у Гены воды, мне очень хотелось пить, но ведь я так

и не смогла вчера это сделать... Не смогла! "Вспомни еще, как сорвался с головы

платок и упал в колодец! Этот красавчик, лишивший тебя покоя, даже не

шелохнулся, чтобы поймать его!" - опасливо зашептал на ухо незнакомый доселе

голос. Я поежилась, отодвинула бадью и заторопилась к мотоциклу.

Сначала я поехала на поле возле оврага, где все село испокон веков берет

глину. Здесь растет яровая пшеница. Всходы, пустившие уже по два-три листика,

зябко ежатся под утренним ветерком. Вбирая соки земли, они день ото дня

крепнут, наливаются силой. Я коснулась тонкого стебелька руками, и он мне вдруг

напомнил младенца, лежащего в колыбели: перебирает ручками-ножками,

лопочет что-то на своем языке и незаметно растет.

А вот и озимые. Всего за одну ночь всходы ржи заметно выросли.

- Глупенькие вы мои, ничегошеньки в жизни не понимаете, - я нагнулась к

ним. Колоски наклонились под ветром до самой земли, зашелестели еще громче.

Для кого-то это просто шелест, а я слышу в нем гимн, восхваляющий труд чело-

века. Хлеба поют его до самой жатвы... Я походила по полю, посмотрела сорняки.