113 / 140
Она смотрела на него, как верующий на икону, с
мольбой и надеждой.
— Нет, мамаша, не встречал,— медленно ответил
он.— Много ведь там солдат. А кой-кого из здешних ре
бят, чувашей, приходилось встречать.
Старушка умолкла: знать, затерялись на чужбине
стежки-дорожки ее старшего сына, и не узнать их ни по
звездам, ни по луне...
— Сынок-то мой как, мамаша, жив-здоров? — вол
нуясь, спросил он.
— Жив-здоров. Научился даже говорить по-чуваш
ски. Ждет не дождется тебя. Мать-то его, родная мать,
где?
Он ответил не сразу:
— Нет у него матери. Война отняла... Все, что было,
война отняла... Фашисты сожгли мой дом, жена умерла
в эвакуации. Валерика подобрали чужие люди, отдали
в детский дом.
— А как же разыскал его, как напал на след?
— Через Москву разыскал. А потом из детского до
ма написали, что его взяла на воспитание девушка из
вашей деревни... Саламби Акрамова... Они-то не знали,
что отец жив. Я вот и приехал сюда. Скорей бы повидать
его!
— Повидаешь, сейчас повидаешь,—прослезилась ста
рушка.— Сынишка твой жив и здоров. Всем колхозом,
можно сказать, его выращивают. Славный он, ласковый.
— Спасибо, мамаша. Век буду помнить.
— Разве можно человека в беде оставить? А русские
нам — издавна родные братья.— Она обратила внимание
на его погоны.— Прости меня, сынок, ты, видно, не про
стой солдат, вроде старший?
— Командир я, мамаша, капитаном зовут.
— А как величать тебя?
— Андрей.
— Эндри, значит, по-нашему. Так ты насовсем воз
вращаешься?
— Насовсем, мамаша, демобилизовался. Соскучился
по крестьянской работе. Хочу в колхозе поработать. До
войны я трактористом был.
— Работы сейчас всем найдется. Приходи к нам ве
черком. Спроси, где Семеновы, покажут. Слов-то у меня,