

А за завучем, само собой разумеется, поднялся словесник
Кузьма Афанасьевич. Невысокий, всегда с каким-то серым, по
мятым лицом, он, тем не менее, своего лица-то как раз и не имел.
Дожил почти до шестидесяти, не один десяток лет в школе, а
ученики с ним почти не считаются, не уважают, впрочем, как и
коллеги-учителя... Какой-то он испуганный, сникший, оттого, на
верное, речи его всегда в русле выступлений «предыдущего ора
тора», если это директор, завуч или представитель облоно.
Месяцами ходит он в одном костюме, занашивает едва ли не
до черноты рубашки. А свитер его! Этот несносный, несносимый
свитер,— посмеиваются учителя. Кузьма Афанасьевич протира
ет его на локтях до дыр, а потом покупает опять такой же! И
где только находит? Так и кажется, что какая-то фабрика рабо
тает специально на него. То же происходит и с костюмами: какой-
то месяц он красуется в новеньком, как с иголочки, даже мел
держит на отлете, чтобы не испачкаться, а потом принимает
опять прежний, неряшливый вид.
Но главный порок его не в этом — старый учитель пьет... Нет,
конечно, он не дебоширит в школе, не валяется на улице, «при
нимает» тайком, как шутят учителя — в учительской за шкафом
со школьными принадлежностями и пособиями. И бутылочку
носит с собой в таком же помятом, обшарпанном портфеле, и
закуску какую немудреную. «Примет» где-нибудь в закутке на
перемене и, как ни в чем не бывало, идет на урок. Все знают
об этой слабости, но что поделаешь: всего-ничего осталось чело
веку до пенсии, не выгонять же... Да и Кузьма Афанасьевич
хитрец — на лице его всегда одинаково непроницаемое выраже
ние, пойди докажи, что он выпил... И не унюхаешь, знает сек
рет: пожует какую-то травку — сивушный запах и отобьет...
А на уроках у него — полный порядок. В журнале по его
предмету одни «четверки» и «пятерки». «Да что ж, дети родного
языка не знают, что ли?..» — деланно улыбается он, когда кто-
нибудь из молодых учителей просит его поделиться «секретами»
такой успеваемости. Конечно, так и детям хорошо, и ему спокой
нее, не треплет себе нервы, доживает до пенсии. Еще несколько
лет назад Кузьма Афанасьевич пил запоем и кочевал из шк(}лы
в школу. Но после того, как в облоно ему строго пригрозили
увольнением из системы просвещения, он притих, присмирел. А
может, годы взяли свое... В эту школу, сжалившись, взял его
Кронид Евграфович, и потому завуч был для старого учителя и
богом и отцом, он всегда поддерживал его во всех начинаниях,
хотя начинаний завуч как раз и не любил, и не одобрял...
«Значит, мы, словесниТш, вместе с нашим уважаемым заву
чем, побывали на уроках Андрея Васильевича с целью ознаком
ления с его методикой... Да и просто, чтоб помочь, подсказать
молодому... э-э, коллеге...» — Он снял очки, подышал на стекла,
начал протирать их несвежим носовым платком.— Так вот, зна
чит, товарищи, кхе-кхе... Вспомнилась мне по этому поводу одна
притча. Жил, говорят, в давние времена один такой умник. И
надумал он однажды выстрогать доску. День строгал, другой,
56