257 / 392
— Разные могут быть: преступники, вышедшие
из тюрем, кулацкие последыши...
— Рина Петровна с мамой тоже так говорят. На
стоящий человек и с войны не сбежит, и грабителем
не станет. Так ведь?
— Точно! У настоящего советского человека сей
час одна-единственная цель — врага разбить.
Илле, наевшись, вышел из^за стола.
— Бабушка, нам пора ехать, до вечера надо до
мой добраться,— сказал он, глядя в окно.
— Сейчас, сейчас, внучек. Вареники уже в котле,
скоро сварятся! — подала голос суетившаяся на кух
не бабушка.
Затем Илле спросил дядю:
— Ты мне в прошлый раз говорил о каких-то не
мецких вещах, помнишь? Если они тебе не нужны...
— Э, и в самом деле!—щелкнул пальцами дядя.—
Об этом я совсем забыл, черт возьми! Забирай, заби
рай, мне они ни к чему, а вам спектакли ставить при
годятся!
Он быстро вышел в сени и через минуту принес зе
леный солдатский вещмешок.
— Вот они, все тут, выбирай, что тебе нужно!
Дядя вытащил черную немецкую каску.
— Посмотри, как саданули! — Каска была про
стрелена как раз на уровне лба.— Здорово попали, а?
Навылет!
— Пулей, что ли, продырявили ее? — удивленно
спросил Илле.
— Не комком земли, конечно,—усмехнулся дядя.
Затем из мешка были извлечены две немецкие пи
лотки, китель, маскировочный халат, разрисованный
под древесные листья, и два «железных креста»—ор
дена фашистов.
— Заверни,— оказал дядя. Но Илле что-то мед
лил.
— Пиджак-то ведь годен. Ты его себе...
— Не дури! — махнув рукой, не дал ему догово
рить дядя.— Я еще не спятил, чтобы натягивать на
себя фашистскую шкуру! Меня даже при одном виде
этих вещей тошнит.
— Тоцца ладно. Как ты говоришь, спектакли ста
вить в самом деле пригодится.
253