190 / 344
Васса принесла с речки воды и поставила ведра греться
на солнце. Егор все еще сидел на берегу и старательно вы
водил что-то в своем блокноте. «Интересно, и какие такие
у него дела? Неужели можно так долго считать и пересчи
тывать надои?»— удивлялась Васса. Ей, конечно, было не
вдомек, что Егор ничего не считал, а в раздумье водил ка-
рапдашом по бумаге.
Наконец он резко встал и направился к Вассе.
— Греется вода? — спросил он, не зная, как подступить
ся к разговору.
— Греется,— ответила Васса и попробовала пальцем
воду.
— Ну, ладно, пусть греется,— пробурчал Егор и пытли
во взглянул на Вассу.
— Ты чего? — встревожилась она.— Или сказать что хо
чешь?
— Хочу, Васса Михайловна.
— Поди, плохое?
— Нет, не плохое. Да и хорошего мало. Я одно хочу ска
зать тебе. Послушай, Васса Михайловна...— начал было Егор
и запнулся.
— Говори, говори.
— Ну, тогда такое дело... Брось ты этого Павла Мустая.
Никчемный он человек, прохвост и жулик...
Васса залилась румянцем и опустила голову. Дрожащей
рукой поправила светлые пряди волос, выбившиеся из-под
платка.
Егору тоже стало не по себе. Он уже пожалел, что за
теял этот разговор. Неужели он обидел Вассу?
Так и не говоря ни слова, она стояла на одном месте и
нервно теребила край платка. Вот наконец вроде бы дрог
нули ее губы. Видно, что-то хотела сказать. Нет, не сказа
ла. Да и как найдешься с ответом в такую тяжелую мину
ту? Слова застревают в горле. Язык отнимается. Тут ут
кнуться бы лицом в подушку да и лежать не шевелясь.
И чтобы никто не трогал...
— Мустай... Мустай... тоже нашли о чем говорить,— Вас
са все-таки взяла себя в руки.
— Да пойми, глядеть на это душе тяж ко ,— будто оправ
дываясь, сказал Егор.
— Тяжко, говоришь? А моей-то душе, может, еще тяж е
лее приходится, да я помалкиваю,— она подняла голову и
посмотрела в глаза Егору.
—
Тогда зачем ты с
ним в
тарантасе раскатываешь?
186