

труд, я сюда приду и низко поклонюсь вам. А покуда про
щайте.
— Эй, остановись! — крикнул Степан Степанович.— Эй,
куда ты уходишь, паразит? Кто тебе разрешил уходить?
Вернись обратно, эй!..
Федор Кузьмич смотрел в окно. Крыслов, не огляды
ваясь, шел вниз по улице: долговязый, одно плечо вздер
нуто, лысая макушка поблескивает под солнцем. И Федо
ру Кузьмичу кажется, что эта лысая макушка поблески
вает с гордым вызовом. В самом деле, отчитал он их со
Степановым, как малых ребятишек...
— Надо составить акт и сегодня же отправить в мили
цию!— горячится Степан Степанович, крутясь по кабине
ту.— Там его научат уму-разуму! Говорил я тебе, Федор
Кузьмич, сколько раз говорил, распустил ты народ, рас
пустил! Работать не хотят, ни с какими порядками не счи
таются, что это такое? А вот как прижмем одного, другие
подумают сразу. Давай напишем акт в милицию!
— Ну и напишем, а что дальше? Про сто двадцать гек
таров раскромсанной оврагами пашни тоже напишем?
— Это Крыслова не касается. Мы напишем о его пове
дении. Он колхоз не уважает, вот что! Какой пример всем
подает, а? Да если в райкоме узнают, нас по головке не
погладят.
— Ладно,— глухо проговорил председатель: ему не хо
телось спорить с кладовщиком.— Иди-ка лучше хлеб при
нимать, а то не четыре мешка, а машину увезут. Да и мне
нужно на комплекс. А то и в самом деле позор: третий
год строим и никак не закончим...
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Семен Ильич вернулся домой, когда плотники собира
лись обедать. На столе в миске дымилась молодая картош
ка и маслянисто поблескивала тарелка с солеными черны
ми груздями. Когда появился Семен Ильич, все потянулись
к столу.
— О, черный груздь!— удивился Ларион,— Да никак
нынешний?
— Нет, прошлогодний,— объяснила Урине. И разлила
по кружкам простоквашу.
— Это самый крепкий гриб,— с воодушевлением сказал
Семен Ильич, хотя все видели, что ему не о грибах погово
391