

разве этого мало? С пятнадцати лет пошла на ферму. По
ра и пожалеть человека...
— Пожалел волк кобылу,— проворчал глухо Федор
Кузьмич.
Семен Ильич будто не слышал, что там буркнул предсе
датель.
— У тебя, говорят, сорок тысяч на счету. Верно, что
ли? — спросил Степан Степанович и заерзал на стуле.
Крыслов промолчал и на этот раз.
— Сорок тысяч... — мечтательно повторил кладовщик и
помусолил пальцами, будто считал деньги.
Может быть, это невольное движение кладовщика и
разъярило Крыслова, он вдруг крикнул:
— А ты чужие деньги не считай! И не бойся, тебе не
придется их делить между наследниками после моей смер
ти. Не дождешься!
— А что же ты с ними сделаешь?
Семен Ильич вдруг успокоился, ухмыльнулся.
— Что сделаю? Гробницу выстрою себе, вот что. И брон
зовый памятник закажу. Понял, Куб?
— Памятники, Крыслов, ставят только Героям Труда, а
ты до этих высот еще не поднялся.
— Нет, извините, у меня другое мнение насчет своего
труда. Половина жителей района греется и варит пищу,
затапливая сложенные мной печи. Да ты и сам, Куб, ды
мишь из трубы, которую я сложил. А зависть твоя роди
лась раньше тебя, ты терпеть не можешь, чтобы какой-то
человек жил не так, как живешь ты.— Семен Ильич гово
рил спокойно, даже тихо, и по этому уверенному голосу
чувствовалось, что он себя в обиду не даст.
— Детей своих ты испортил, вот что! — с пафосом пре
рвал его Степан Степанович, точно эта счастливая мысль
внезапно его озарила.— Сделал из них подобных себе во-
ров-жуликов!
— Ты моих детей не тронь! Мои дети — рабочие, опора
Советской державы, они и сами могут за себя ответить. А
вот что я у тебя украл, никак не припомню.
Чувствует Федор Кузьмич: не такой разговор получает
ся, на какой они надеялись, вызывая Крыслова. Вызывали,
чтобы пропесочить, снять стружку, на место поставить, а
получается, что он сам их на место ставит! Иу, пусть не
ставит, не обвиняет, но поет свою песню. А если и дальше
так пойдет у них с кладовщиком, как бы не получилось и
того хуже. Й Федор Кузьмич решил вмешаться.
386