

— Над своей глупостью смеешься, Кестюк. Нюх у сви
ньи и в самом деле не уступает нюху собаки. Вот возьми
дикую свинью: попробуй-ка в лесу к ней подойти близко.
— Ну и заливаешь ты, Семен Ильич!
Но Ларион толкает локтем Кестюка: сиди, мол, не ме
шайся, пускай хозяин рассказывает.
— Да, свинья из домашнего скота первейшее живот
ное! — заявляет Семен Ильич почти с яростью.— Вот по
слушай. По устройству своего организма она ближе к че
ловеку, чем даже обезьяна.
•— Ну? —удивился теперь даже и Ларион.— Из всех?
— Из всех! Вот скажи, кто из животных летом загора
ет на солнышке? Никто, кроме свиньи. Вот и сам посуди:
человек и свинья — только они загорают летом.
— Верно,— сказал Ларион.— Летом свиньи красные...
— У свиньи, как и у ребенка, растут молочные зубы,—
сказала Урине.
— Человеческое сердце в минуту делает от шестидесяти
до девяноста ударов,— подхватывает Семен Ильич с жа
ром,— и сердце свиньи делает столько же.
Кестюк уже не смеялся: он удивленно таращил глаза.
— Почка, печенка, кишки — совсем как у тебя или у
меня. И кровь точно такого же состава, и кровяные шарики
такой же величины.
Все было так удивительно, что Кестюк потрогал свою
грудь, живот и как-то робко хихикнул: не хотел верить в
россказни хозяина.
— Да ты, Семен Ильич, настоящий свиной профессор...
Крыслов поглядел на Кестюка снисходительно и ничего
не сказал.
— Семен Ильич техникум окончил,— почтительно объ
яснил Ларион,— а там, брат, уму-разуму учат. Умный че
ловек ничему не удивляется, он все познает, понял?
— Умный у овец шерсть стрижет,— отвечал пословицей
Кестюк, но Ларион перебил его:
— А такие олухи, как ты, шкуру дерут.
Может быть, они и дальше продолжали бы рассуждать
о сходстве свиньи с человеком, но тут калитка отворилась
и во двор вошел Сашка Сметанин, личный шофер предсе
дателя. К Семену Ильичу часто приходят посторонние лю
ди и просят сложить печь, так что ннкто не удивился. А
Семен Ильич в одном порыве поднялся с бревна и, чтобы
уж достойно закончить тему такого интересного разговора,
сказал напоследок:
378