40 / 154
тель триста пятьдесят, а пятьдесят пускай будут прорабс
кие, так и быть.
Семен Ильич просиял лицом. Прорабские — это другое
дело, это вроде бы и по закону. А то — работник. Разве Се
мен Ильич кулак какой, чтобы работников держать?
— Ну, Ларион... вот тебе моя рука!
— Только чтобы все между нами.
Семен Ильич хоть и был уже «теплый», и в голове шу
мело, но— точно молнией озарило — понял: мышь сама
идет в ловушку. Он еще и не сообразил хорошо, зачем это
ему нужно, но сердцем чувствовал, что это для него хоро
шо. Хотя ему было все равно, кто там из них получит боль
ше, а кто меньше, но то, что так будет, ему казалось очень
хорошо, и сейчас пьяного радовало. Они оба поднялись
из-за стола, и Ларион обнял Семена Ильича и поцеловал.
И тому и другому было очень радостно.
Как только Ларион вышел за ворота, он даже запел на
всю деревню:
Черные воды бегут торопливо.
Желтый камыш остается да ива.
Эх, и пройдемся с тобой по селу.
Злыдням на зависть, а прочим — на диво
!1
Пел Ларион в свое удовольствие, во все горло, н люди
в домах просыпались и выглядывали в окна, а в «крыслов-
ском лесу» проснулись грачи и беспокойно замахали кры
льями в темных кронах берез.
«Хорошо,— думал Семен Ильич, слушая удаляющуюся
песню Лариона.— Вот так мы живем и будем жить! Но
нельзя поддаваться унынию. Ведь это только дай себе по
блажку, потерян бдительность, как тебя обведут такие, как
этот Кабан. Нет, нельзя поддаваться, нельзя показывать,
что ты пошатнулся. Рука поправится, машину сделаем, все
будет лучше прежнего, вот так!..»
2
Семен Ильич давно определил: водка — мать лени, и по
тому, когда клал печи, водки в рот не брал. В глубокой
правоте своего афоризма он убедился еще раз сегодня, ког
да поднял с подушки больную голову и мутным взором
взглянул на часы: было уже за восемь. Вечерний разговор
^ В повести перевод всех стихотворных текстов В. Бояринова.
333