42 / 154
ся по сотне человек. Негде сесть, нечем дышать. Составля
ют два-три стола, вокруг них рассядутся вплотную самые
почетные гости, а уж остальные — кто где приткнется. Осо
бенно любят должностных люден. Они везде свои люди, для
них— самая большая рюмка, самый жирный кусок мяса.
Как же! Попробуй не угости бригадира, разве будет он по
том выписывать тебе лишние рубли? Или вот: велик ли че-
ловечишка — кладовщик, но не поднеси ты ему на празд
нике, он не отпустит тебе лишний мешок зерна. Ну, а уж
если ты сумел заманить на праздник самого Каштанова,
ни в чем отказа не будет. Но председатель, как правило,
отказывается от таких застолий, он только к молодоженам
на свадьбы ходит поздравлять. Тут он зарабатывает себе
авторитет. Семену Ильичу порой кажется, что Каштанов
будет управлять колхозом до самой своей смерти...
Нет, массовые попойки Семен Ильич не уважает, но по
мочь Аркадию с домом надо. Нынче осенью можно будет
залить фундамент, а на другое лето поднимать углы. Но
вот только где же Аркадий раздобудет материал на фунда-
- мент?
Урине все-таки не выдержала: она глубоко вздохнула и
сказала, отводя глаза в сторону:
— Про зерно, которое привез Коля, ведь узнали...
— Как это — узнали? Что ты мелешь?
— Узнали,— спокойно сказала Урнне.— Сам Каштанов
приезжал и смотрел в амбаре.
— Ну и что? Он клеймил зерно, что ли, твой Кашта
нов?— Семен Ильич усмехнулся с презрением.— Зерно есть
зерно.— Он хоть и не подал вида, но внутри у него все на
пряглось.— Зерно есть зерно,— медленно и тихо повторил,
как будто кто-то мог услышать его, прочитать его тайные,
невысказанные мысли. Впрочем, в доме Крысловых обычно
так и разговаривали, и это удивительно было Урине только
в первое время, когда она была молодой женой. А потом
и сама она стала так же разговаривать: тихо, осторожно.
Даже если дело не стоило трех копеек, о нем говорилось
так, словно здесь была зарыта какая-то тайна, какой-то
клад: что видит правый глаз, пусть не видит левый.
Семен Ильич не спрашивал о Коле, и она не начинала,
помалкивала: это была ее сердечная тайна.
— Без машины я остался — вот это беда, а все осталь
ное — пустяки,— Семен Ильич левой рукой стал приглажи
вать длинные редкие волосы. Вспотевшие волосы прилипли
к лысине.
•
335