3 / 53
чувствуешь себя как в лесу. Но и в глухой тайге, когда
ты совсем один, всегда помнишь, что рядом—люди. Наш
рассказ как раз о них. О людях и о тайге.
Как я, тринадцатилетний чувашский паренек, ока зал
ся на Дальнем Востоке? Не терпелось испытать судьбу.
Хотелось понять себя. И были еще причины, от меня со
вершенно не зависящие, но которые как раз и повели в
дорогу...
1
...После смерти брата я поочередно жил у трех своих
сестер.
Самая младшая никогда не упускала случая подко
вырнуть:
— Педер, ты нас все за колхоз агитируешь, а суп ин-
хозов за обе щеки уплетаешь.
Нет, она не была злой, ее языком говорила нужда.
Средняя выговаривала мне еще резче:
— Педер, дядя тебя любит. И я не враг своему бра
ту. Но у нас дети маленькие, сам видишь. Мы держим
их впроголодь, чтобы кормить тебя.
— Так он тоже ребенок, — заступался дядя.
— Педер уже почти взрослый. Пора самому думать
о том, как прокормиться.
У самой старшей сестры я тоже был лишним ртом—
у них жила наша ослепшая мать.
В те годы по деревням ходили вербовщики, набирая
рабочих на предприятия. Назвавшись сыном односель
чанина, я уехал с ними на Дальний Восток—одного бы
меня не взяли, мал еще был. Год работал. Потом посту
пил учиться.
...В первую студенческую зиму мы с Амиканом боль
ше говорили, читали, мечтали о тайге, нежели учились.
Все тайга, тайга и тайга. Каждый день, в каждом сло
ве. Я увлекался «охотничьей литературой». «Ты знаешь
о тайге больше тех, кто там живет»,—шутит мой друг.
Сам он эвенк. И имя у него лесное: Амикан—значит мед
ведь. Медвежонок. До восьми лет он кроме леса ничего
не видел.
Однажды его отца ранило на охоте, и семья чуть не
умерла с голоду. Хорошо еще, встретились геологи, дове
ли до деревни. А потом отправили в город.
Сейчас они живут во дворе нашего техникума, в дере
вянном домике. Отец Амикана остался хромым, работает
6