

— Что ты сделал сегодня с Бертой? — спросила она,
заглядывая Конраду в глаза.— Она вернулась такая радо
стная и возбужденная, что я еле-еле отделалась от ее объ
ятий и поцелуев.
— Берта — натура экспансивная, она всегда бурно про
являет свои чувства, есть к тому какой-либо повод или
нет. Впрочем, ты знаешь ее лучше меня,— уклонился он от
прямого ответа. Он помолчал и добавил:—К тому же завт
ра рано утром мы расстанемся.
В голосе его слышалась печаль. Эльза насторожилась.
— Вы с Бертой? — быстро спросила она.
— С ней и с тобой.
— Как? Разве ты куда-нибудь уезжаешь?
— Не я, а вы уедете домой. Ты — к матери и брату, а
она — к любимому мужу.
— Конрад, ты шутишь. Ну, скажи, что пошутил?
— Мне тоже хотелось бы, чтобы это было шуткой, но,
к сожалению, теперь не до шуток...
—Д а объясни ты в конце концов, в чем дело?
— В чем дело? Что ж, сейчас я могу сказать тебе...
Дело в том, что мы захватили вас, чтобы обменять на
одну партизанку.
— На Еву?
— Да .
•
— Ах, вот о.ком ты заботишься! А я, глупая, думала...
Она закусила губу и замолчала.
— Что? — тихо спросил он.
— Сам, наверное, догадываешься...
— Идет война, Эльза. Если бы судьба нас свела в иное
время, кто знает, возможно, счастье улыбнулось бы нам...
— Неужели ничего нельзя сделать? Ну отложите об
мен хотя бы на месяц.
— Невозможно. Д аж е на день. Ева — радистка. Она
нужна не мне, а отряду. Отряд без радио — все равно что
орел без крыльев. К тому же отсрочка ничего не изменила
бы.
— Нет, изменила бы. Мне так много надо сказать тебе.
— Тогда давай поговорим, пока есть время. До утра
я в твоем распоряжении... Если устала, можем присесть,
отдохнуть — вон на той зеленой лужайке.
Кальтенберг расстелил плащ-палатку на траве под вы
соким старым дубом, огромная крона которого закрывала
вечернее небо, где уже зажигались первые звезды. Они
сели.
— Мне стыдно. Ты можешь считать меня легкомыслен
288