

и увидела, что на том месте, где обычно в санитарных
автобусах подвешивают носилки с больным или раненым,
стоит гроб, обитый золотистым плюшем с траурной каем
кой по краям крышки. Пока она размышляла, что бы это
могло значить, машина тронулась.
— Надеюсь, документы у вас в порядке? — спросил
офицер; обернувшись.
— Я так спешила, что, кажется, позабыла их дома,—
сказала девушка, роясь для виду в сумочке.— Да, забыла.
— Небось деньги тоже «забыли»?— с явной издевкой
процедил сквозь зубы странный майор.
— Нет, не забыла. Деньги при мне. Сколько мне
платить?
— Сто марок или триста злотых. Только настоящих, а
не оккупационных.
— У меня только оккупационные.
— Тогда плати в два раза больше.
Ева отсчитала деньги и протянула офицеру. Тот пере
дал их шоферу.
— А теперь залезайте в гроб и устраивайтесь там по
удобнее. Смотрите только, не подавайте никаких призна
ков жизни, если кому-нибудь из контрольно-пропускного
пункта вздумается открыть крышку гроба. Где вас вы
садить?
— У деревни Камень-гура.
— Знаю. Это далеко. Успеете выспаться,— сказал
шофер по-немецки.
Девушке очень не хотелось ложиться в гроб, но, пораз
мыслив, она поняла, что иного выхода нет. Ее отказ мог
рассердить хозяев автобуса, а главное — это единственный
способ благополучно миновать проверочные посты. Поэто
му пришлось покориться. Она подняла крышку гроба, з а
лезла осторожно, положила сумку под голову и улеглась,
а затем осторожно опустила тяжелую крышку. Лежать
было жестко и неудобно. От недостатка кислорода и запа
ха карболки стало трудно дышать. Пришлось чуть припод
нять крышку. Это заметили.
— Эй, ты! — крикнул майор.— Не вздумай вылезать!
Особенно когда автобус остановится.
— Тут нечем дышать. Я задыхаюсь,— пожаловалась
Ева.
— Привыкла у красных в лесу к свежему воздуху!
Ничего, скоро над вами окончательно захлопнется гробо
вая крышка. Тогда не придется жаловаться,— со злобой
проговорил офицер.
181