Ей было очень больно, хотелось плакать. Но она
встала на краю полосы ржи, отмеренной ей вчера, и
поспешно начала жать. Старательно подрезая стебли под
самый корень, трудилась не поднимая головы и даже
не заметила, как рассвело. Влажные стебли срезались с
каким-то тупым хрустом.
— Ох уж эта Угахви! — Услышала она вдруг за спи
ной голос Хветли. —Ты что, ночевала тут?
Оглянулась Угахви и удивилась: сноп за снопом вы
строились на сжатом участке.
— Что ты, Хветли, я только вышла, — ответила
Угахви, связывая очередной сноп.
— Так уж и поверила! Не меньше двенадцати соток
отмахала!
Хветли пристально посмотрела на Угахви и тихо,
испуганным голосом спросила:
—Угахви, что с тобой? Ты вся бледная, как полотно...
— Так ведь вышла на рассвете, вот и стала синей,
как заря! — пошутила Угахви, поправляя платок на го
лове.
— Не шути, Угахви... Кто тебя исцарапал? И руки
в крови...
Угахви села на сноп и рассказала, что произошло
в лесу. Глаза Хветли наполнились слезами.
— Ах, Угахви, пожалела бы ты себя чуток! И когда
окопы рыли, тоже... Зашла бы за мной, вместе бы при
шли...
...Участки у подруг рядом, и работали они усердно.
Как рано ни пришли люди, к их приходу девушки сжа
ли очень много.
К обеду тут же, на поле, раздавали хлеб: на двенад
цать сжатых аров один килограмм. Угахви и Хветли
получили по три килограмма.
Как всегда, нашлись недовольные, подняли шум.
— Полоса-то у меня вон какая густая, попробуй по
спей за людьми!.. Что я, вот за эту крошку работала?
Смотреть не на что!
— А у меня хлеба стоят стеной, не то, что у дру
гих! Да еще, какие ломкие! — ругается вторая. — Все
187