Вместо школы они наравне со взрослыми вышли
на косьбу. Скошенная трава ложится в узкий ряд, и
Угахви, стремясь взять вал пошире, машет косой изо
всей силы, наклоняясь вперед, чтобы перенести тя
жесть тела на косу.
От взрослых она не отставала — и сама на хвосте не
висела, и никому наступать себе на пятки не давала.
«Как только не устает эта крошка?» — удивлялись
женщины.
Нет, уставала Угахви. Иной раз так выбивалась из
сил, что с ног падала. Руки дрожали от переутомле
ния, болела спина, поясница ныла. По утрам ломило
кости, словно накануне кто-то дубинкой избил.
И хотя было тяжело, и работали от зари до зари,
молодое трепетное сердце девушки, изнывая от сто
нов односельчан, рвалось, стремилось в какой-то го
рячий светлый мир. Но не было на земле такого места,
где бы можно было укрыться от черного беспросвет
ного горя.
И лишь малые пташки заливались по-прежнему. Они
не сеяли, не жали, не собирали в житницы...
Вместе с женщинами выходил в поле красивый юно
ша, года на два постарше Угахви. Звали его Колей. Не
раз видела Угахви его рисунки в школьной стенгазе
те — Коля мечтал стать художником и даже здесь, в
поле, в перерывах постоянно что-то рисовал в блок
ноте.
Как-то раз, когда женщины сидели и судачили о
чем-то, Угахви заметила, что Коля смотрит на нее во
все глаза, потом отводит взгляд и через некоторое
мгновение снова уставится. Угахви засмущалась, зас
теснялась, не зная куда деть руки. И вдруг поймала
себя на мысли, что ей не хватает чего-то...
Не знала еще Угахви, что это такое — новое чув
ство. Нет-нет, вроде все было ясно, только уж очень
томно и призрачно, небывало тоскливо... Как-то в дет
стве ей довелось играть с Колей, и все смеялись над
ними: «Тили-тили тесто, жених и невеста!..» Убежала
тогда Угахви подальше от злых мальчишек. Гляди, и
190