ви испуганно вздохнула, прислушалась — слава богу,
никто не проснулся: уставшие за день мать и сестрен
ка спали крепко, хоть бери и выноси все из избы...
Залпом выпила две кружки студеной воды, но легче
ей от того не стало. Осторожно отодвинула засов две
ри, вышла на крыльцо.
Сколько же времени? Восток вроде уже голубеет. Но
почему до сих пор не поют ранние петухи? Только и
слышно, как в избе сверчки стрекочут.
Давно отвык от пенья соловей, и в кукушкино гор
ло, видать, кость попала. Всего дней двадцать назад с
одной стороны только еще вечерело, а с другой уже
светало. А теперь все длиннее и длиннее ночь, скоро
месяц, как прошло равноденствие.
По правде, какая уж она длинная, летняя ночь?
Даже выспаться ее не хватает, вот и мучается изо дня
в день девушка от недосыпания. Вместе с вечерними
сумерками возвращается с жатвы и, не успев переодеть
ся, замертво падает на кровать, даже сны смотреть нет
сил и времени. Только легла, может, и не уснула еще,
а уже пора вставать и идти в поле... И кажется Угахви,
будто ночей не стало вовсе.
Но не жалуется Угахви, знает: наслаждаются бла
женным сном только ленивые. А сладкий сон в мягкой
постели да теплой избе в дни войны, когда сверстни
ки-солдаты даже в полночь, не смыкая глаз, лежат под
свинцовым дождем, ей кажется преступлением.
И хотя от недосыпания опухает лицо и мечтает Угах
ви о том, как бы выспаться, хоть разок, отдохнуть
как следует, да так, чтоб все косточки размякли, — на
людях она об этом не говорит ни слова.
До войны Угахви была живой, веселой и разговор
чивой девчонкой. Теперь же, наломавшись на работе,
что не каждому мужчине под силу, девушка измени
лась: она уже не порхает легким шагом, почти не слыш
но и ее задорного голоса, а сама она частенько преда
ется воспоминаниям...
Три недели назад вернулась Угахви из поселка Е.,
куда с подругами они уехали в августе прошлого года
182