перед самым окончанием смены сломал себе руку по са
мое плечо.
— Как это получилось?
— Как, как... Такое у нас и в прошлом месяце было.
На рабочих местах темным-темно, станки не закрыты дос
ками, хотя рабочие просили об этом начальство не раз. А
начальство и в ус не дует: до сих пор станки открыты. Ну
у этого бедняги рукав пиджака и попал меж зубьями, а
машина она что, разбирать, что ли, станет, вот и смоло
тила рукав вместе с рукой. Ох, как он закричал!.. Мы все
побросали работу — и к нему. На пол кровь живая ручь
ем течет... Управляющий разогнал нас по своим местам,
мол, не ярмарка тут, чтоб глазеть, работать приказал...
— И куда его отправили, раненого-то? — спросила
Улька.
— А кто знает, нам не доложили... Дома у него, гово
рят, мать-старушка, жена, двое детей... Жена чуть с ума
не сошла от горя...
— Да тут впору повеситься...
— Погоди, Лексей, погоди, — возразил Василий Пет
рович молодому человеку. — Ты давай пока не поминай
про смерть-то. Мы как раз ценим тех людей, кто ее по
беждает... А вы, Ульке и Клавди говорю, сходите лучше
завтра к ним домой, утешьте хотя бы добрым словом, а
потом вместе подумаем, как им помочь материально.
Едва Василий Петрович закончил слово, как из-за за
навески с пузатым блестящим самоваром в руках появи
лась мать Ульки.
— Не помешала? Думаю, горячим чаем вас угостить...
— Да вы бы не беспокоились из-за нас, тахлача*, —
Василий Петрович быстро поднялся. — Иначе нам в дру
гой раз к вам совестно будет прийти. Нате-ка вот хотя бы
на сахар, — протянул он старушке трехрублевую ассиг
нацию.
—Да вы что, денег мне даете? — изумилась старушка. —
Хотите сделать нас богачами? До сего дня за угощение
мы денег не брали, в грех не входили, думаю, и дальше
с божьей помощью так же жить.
— Да неудобно нам, тахлача, ей-богу, неудобно вас
разорять, — стоял на своем Василий Петрович. — Вы ведь
нас встречаете и провожаете как родных, рано или по
здно небось надоедят вам такие гости?
— И-и, нешто можно такое подумать? Эдак можно
"Тетушка.
390




