стал одеваться. Ему почему-то вспомнился весь вчераш
ний день с его несчастьями и обидами... Он же всего-
навсего просился переночевать, а люди вон как с ним
обошлись! Один указал дорогу к тюрьме, у другого чуть
не разорвала на куски злая собака... Наконец нашлась
одна добрая душа — эта женщина. Пожалела. Спасла. А
оказалось... вон кто его пожалел! Тимрук шмыгнул но
сом, утер повлажневшие глаза. Санюк, все еще лежав
шая на кровати, заметила это и, поднявшись на локтях,
спросила:
— Ты, парень, не плачешь ли?
Тимрук, глядя на нее сквозь слезы, изобразил на лице
жалкое подобие улыбки.
Женщина тотчас поднялась с постели, подошла к
парню.
— Господи, какой же ты глупый! Ведь не тебе, а мне
сейчас надо плакать! А я вот не плачу. Пусть плачут пло
хие. Я ведь что подумала: пусть тебе впервые в жизни ста
нет тепло рядом со мной. Из любви к тебе... Так что не
вини ни себя, ни меня.
— Не сердись на меня, сестра... — тихо проговорил
Тимрук.
Он не помнил, как вышел из комнаты не чуя под со
бой ног. На душе было такое чувство, будто он потерял
что-то очень дорогое или, наоборот, украл такое, что
отец-мать ему наказывали никогда не красть. Что же про
изошло, что? И виноват ли он в этом? Кто пожалеет его?
И так ли его надо жалеть?..
Тимрук вдруг вспомнил, как он вчера в это самое
время продавал на берегу Волги семечки. Именно тогда
и подошла к нему Машук. Эту-то дорогу Тимрук помнит
очень хорошо. Еще Машук сказала, что увидится с ним.
И это после всего, что с ним сегодня произошло?.. А
вдруг она спросит, где он переночевал, с кем был? Тим
рук до сего дня никому не врал, а сейчас сказать прав
ду ему просто не под силу. Нет, нет, он не пойдет с ней
на встречу, ни за что...
Миновав переулок, Тимрук зашагал по улице вниз, к
Волге. Он шел, ни на кого и ни на что не глядя. Ему
почему-то казалось, что кто-то идет за ним по пятам,
следит за ним. И этот «кто-то» не отстает от него ни на
пядь, кажется, вот-вот схватит за ногу. Тимрук не хотел
оглядываться и все же оглянулся — оказывается, его пре
следовала собственная тень. Чем ярче разгоралось солн
це, тем чернее и заметнее становилась и тень... Ну, слава
25. Черный хлеб.
385




