136 / 216
Высокий, кареглазый, по-мальчишески веселый и по-учитель
ски строгий на уроках, Андрей Васильевич сразу завоевал ее
сердце. Она полюбила так, как любят в первый раз — горячо и...
на всю жизнь. После того объяснения у них во дворе Дина си
дела на уроках Андрея Васильевича, не смея поднять глаза, не
зная, куда девать руки, чувствовала, как краснеет всякий раз,
когда взгляд его останавливается на ней. Ей было неловко, му
чительно и... радостно ощущать на себе взгляд его спокойных
глаз. Да и держался молодой учитель как прежде, ни словом не
обмолвившись о том объяснении, о том ее письме...
Дина вдруг увидела себя в тот день, когда... Да, отец уехал
тогда в Чебоксары, к маме... Крестная Елька ночевала у них... В
ту ночь, измученная бессонницей и своими мыслями, Дина вста
ла, оделась в темноте и потихоньку выскользнула за дверь. По
бежала к дому крестной... «Андрюша... Андрюшенька...— шепта
ла она, как в лихорадке.— Он ведь дома один...» Уже открывая
калитку, Дина очнулась, испугалась своего порыва. «Да что это
со мной,— опомнилась она.— Что он обо мне
подумает?
Вот глупая какая!» Ах, как ей хотелось войти
в этот дом,
где жила крестная и где она сама раньше частенько оставалась
ночевать. Но сейчас... И как ни хотелось ей увидеть Андрея
Васильевича, открыть ему свое сердце, сказать просто, встав на
пороге: «Вот я и пришла к тебе»,— девичья стыдливость удержала
ее на грани отчаянного шага.
Она вдруг поняла, что если Андрей Васильевич по-прежнему
относится к ней доброжелательно, то вовсе не потому, что лю
бит ее, а просто потому, что он учитель и не может держаться
иначе. Конечно, он надеется, что пройдет время и Дина успоко
ится... Если бы он чувствовал то же, что и она, Дина, разве он
смог бы молчать... Ой, какая она глупая, дурная!
Она тихонько прикрыла калитку и, боясь, что кто-нибудь
увидит ее, побежала домой, не чувствуя ног, не ощущая, как
текут по щекам слезы. В своем дворе, под той самой яблоней,
где призналась Андрею Васильевичу в любви, она долго плака
ла, боясь войти в дом и разбудить спящих сестер и тетю Ельку.
Дала себе слово забыть его навсегда, выполоть из сердца эту
глупую любовь, как сорняк... Слово-то дала, но ничего не про
шло, не забылось... Пусть не ей, Дине, предназначена любовь Ан
дрея Васильевича, но любить его ей никто не может запретить...
Десять лет пролетело в этом классе. Дни наматывались на
клубок времени, оставляя на нем, как узелки, зарубки памяти.
Это ее, Динино, время, как ее эти улицы, небо, звезды. И на ее
клубке времени завязались первые горькие узелки: ночь у Ви
талия, смерть мамы, безответная любовь...
Медленно ступая, Дина подошла к учительскому столу, на
котором стоял старенький школьный глобус. Крутанула земной
тяжелый шар. Замелькали моря и страны, реки и горы...
И она, живущая на этой земле, кружится и летит в громад
ном пространстве вместе со всем человечеством. К чему? К не
изведанному... Для чего восходит солнце и греет все живое, а
132