32 / 392
Был он не только начальником штаба. Строгий,
требовательный в строю, решительный и смелый в
сражении, поотечеоки ласковый у костра, Семен Петро
вич был как бы душой отряда. Сколько было с ним
исхожено дорог, сколько сделано смелых налетов на
врагов, сколько взорвано мостов и пущено под откос
вагонов!.. И почти всегда, идя на эти суровые и риско
ванные дела, партизаны привыкли видеть впереди не
молодого, но всегда бодрого и неутомимого Семена
Коробова,
Больше всех беспокоился о своем дяде Ванюшка.
Увидев его мертвенно-бледное лицо, он приподнялся,
но почувствовав такую нестерпимую боль в боку, что
тут же снова лег на спину и тихонько, без слез, за
плакал,
♦Теперь я совсем один,— с болью в сердце размыш
лял он после того, как прошел первый, всегда самый
тяжелый, приступ душевной тревоги,— Нет ни отца,
ни мамки, ни дяди Семена...»
А сколько самых радужных надежд зародилось у
Ванюшки, когда он встретил здесь дядю Семена. Па
рень уже видел себя с красной ленточкой на фураж
ке, с автоматом в руках и — чего не может случить
ся! — он идет на самое опасное боевое задание...
И вот лежит теперь дядя Семен, как мертвый.
Лицо у него похудело и стало каким-то прозрачным,
будто вылепленным из воска. Федор Иванович смыл
с него кровь и теперь в задумчивости держал в руках
большой бинт, видимо, соображая, как искуснее нало
жить на изуродованную голову раненого. Неожидан
но он заметил на себе пристальный взгляд Ванюшки
и, точно продолжая давно начатый разговор, сказал:
— Так-то вот... Осколками голову в трех местах
поцарапало, а череп ни-ни... А при ранении в голову,
даже при самом пустяковом, человек всегда лишается
сознания.
Ванюшка понял, что Федор Иванович хитрит.
А ему хотелось знать правду, и он спросил:
— А почему он не шевелится, Федор Иванович?
— Так и ты, милок, не шевелился,— стараясь изо
бразить улыбку, ответил фельдшер.— Больше суток,
как плаха, валялся. Приходят, бывало, партизаны,
качают головой: «Не вытерпит». А я говорю: вытер
28