118 / 392
что наделали здесь окаянные,— продолжала стару
ха .— Весь народ в Германию поугоняли, двух дочек
моих увезли. Сноха с грудным ребенком в лес убежа
ла, спрятаться хотела... Нашли... И вот на этой ворот-
ней перекладине...
— Ничего, бабушка, за все с них взыщется,— ска
зал Ванюшка понвзрослому серьезно, чтобы хоть чем-
нибудь успокоить старуху.
— Взыщется, сынки вы мои! Ох, взыщется, сынки
вы мои! Ох, взыщется!.. Да только скорей бы...
— Теперь уж не долго ждать, бабушка!
30
Старуха вынула из печи чугун и поставила его на
стол. Пока Ванюшка с Санькой, обжигаясь, ели кар
тошку «в мундире», она расспрашивала, рассказывала
о своих горестях, проклинала «супостатов и извергов».
Потом вышла было зачем-то во двор, но тут же вбе
жала обратно:
— Опять понаехали, дьяволы, ироды!..
За окнами по улице медленно ползли грузовики с
солдатами. Они остановились на площади у церкви.
Солдаты сразу же стащили с машин пулеметы и поста
вили их дулами в разные стороны. После этого две
группы, по пять человек, пошли по обеим сторонам
улицы, заглядывая во дворы.
В избу старушки зашел один солдат, остальные до
жидались у крыльца, как бы прикрывая его. На ло
маном русском языке он спросил — почему в «еле
нет народа?
— Вы же, ироды, угнали да поубивали,— зло
сверкнув глазами, сказала старуха.
Солдат, должно быть, не понял, открыл дверь и
крикнул:
— Ком!
В сенях послышался топот, и в избу ввалилось еще
четверо. Бегло осмотрев просторную комнату, они рас
селись на лавках. Один поинтересовался, как старухе
приходятся подростки. Та ответила, что это ее внуча
та — сироты. Опасаясь, как бы чего не случилось с ее
«внучатами», старуха сдерживала себя, стараясь не
114