27 / 196
Владленовом отце и его именном пистолете, о пар-
торге их газеты, который один ловил в лесу литов-
ских братьев и привязывал их к динамомашине, а в
шестидесятые годы, умирая от саркомы, ссохся до
скелета заживо; о субботнике по уборке развалин
Гетто - на субботник вышел весь Вильнюс: искали
золото; не забыл Влад и покойную тёщу; архангело-
горская тёща никогда не видела евреев и всё никак
не могла понять - почему это он еврей: вроде и
человек как все, а вот еврей ведь, и что же это
значит такое, еврей? может, это значит пьёт, но
не до смерти?
В перерывах я слышал потрескивание, а когда
мы с Янисом спускались в туалет, бутылка у нас
за спиной щёлкнула по столу, как автостоп.
- Янис, - спросил я, подставляя руки иод бесшум-
ный электрофен, - что это за дела с объедками?
Ему что, жрать нечего?-
- Ну-у, писатель, - усмехнулся Янис, - догадайся
сам. Ие бойся, Влад не голодает. Он пишет на трёх
местных языках всё, что заказывают, и с любого
переводит на любой. Это всех устраивает. Газет у
нас столько же, сколько у вас, а журналистов по-
меньше.-
- Как же он пишет, если он пьян всё время?-
- А вот так и пишет. Блокнотик достанет - и пи-
шет. И сейчас, мы тут с тобой говорим непонятно
о чём, а он там блокнот достал и чиркает. И вод-
ку нашу допивает.-
По Владлен не чиркал. Он сидел криво, как взор-
ванный дом, и держался за живот. Бутылки на сто-
ле просто не было.
- Я пойду на работу, - сказал нам Владлен, - на
работу я пойду. Поработать надо.-
Он опёрся пухлыми лапами о стол и поднялся, но
тут же упал, и такая боль рванула серую говядину
его лица, что лицо помолодело лет на двадцать
- и постарело опять.
26