22 / 196
Через пустырь, тяжёлый и плоский, как се-
годняшнее небо, идём к другому лабазу. Навстречу
бегут воспалённые ровесники.
- Ребята, - спраш. они, - что в голубом?
- Не знаем.
- В красном пусто, - доносится издалека.
От красного поворачиваем. Дальше некуда.
- Да, Барис, попались мы. Они опять глу-
пость делают. Нет, не от того. От безбожия
просто. А безбожие - тоже от глупости. Это не
человека дело решать, что можно, а что нельзя.
Когда правительство запрещает употреблять, оно
всё равно не может это уничтожить. Оно просто
передаёт в руки дьявола. А те стоят и ждут. У
них большой карман, они всё поместят. Если это
растёт на земле, если это нужно - лкщям всё рав-
но будет требоваться. Но они пойдут уже к дьяво-
лу, к барыге.
Когда мой брат начал увлекаться черняшкой, он
больше ломался оттого, что он, приличный чело-
век, должен ходить за железную дорогу. У нас
большие дома, центр, а вокруг - окраина, домиш-
ки. За железной дорогой живут все эти воры, ба-
рыги. Барыгу все презирают. Еоли приходит вор,
а там сидит барыга, он может сказать барыге:
"Пошёл вон!" - и барыга уйдёт. А мой брат мог
два часа стоять около этого дома, отдать барыге
пятьдесят и ждать, что тот принёс на двадцать.
Когда я потерял дом, семью, всё потерял - я
вспоминал брата. Если бы мясо запретить, барыга
стал бы человечину продавать. Запрет должен те-
бе сам сверху прийти. Смотри: Голуби! Раз-два-
три-четыре-пять-шесть-семь! Семь! Удача!
Изогнувшись назад, Азиз рвёт откуда-то
взявшуюся горбушку и мечет булку в закипевшую
после первого куска кучу голубей.
Поднимается мерзкий ветер. Клонясь в разные
стороны, мимо проходят старики с пустыми бидона-
ми и говорят по матери о хлебе и голубях.
21