18 / 196
Лзиз на тридцать секунд закрывает глаза и
смыкает ладони. Потом он достаёт из сумки коре-
настый, похожий на полуголого раба, до пояса
оплетённый кожаными петлями нож и просаживает
крышку банки. Крышка режется властным нажимом,
как картонная, и только отваливаясь, тусклым
дребезгом напоминает, что и жесть - металл.
Азиз салфеткой вытирает с лезвия томат и двига-
ет банку на середину стола. Хлеб не режется,
хлеб ломается, чтобы от нас не скрылась внутрен-
ность хлеба. Когда режешь, то фасуешь и пакуешь,
но брынзу можно - всё равно раскрошится, разва-
лится.
Чайными ложками мы добываем из банки ломкие
куски ставриды. Потом макаем в томат хлеб.
- Барис, у нас есть чай?
Чая у нас нет, но есть банка кипячёной
воды.
- Ну, как твоё настроение? Чем ты сегодня
занимался?-Работал? Я тоже работал. Я сделал
два левкаса. Ты хочешь прямо сейчас клеить? Мо-
жет быть, ты и прав, но я думаю, тебе стоит от-
дохнуть немного. А завтра вместе начнём.
Ночью, при свете из-под двери Азиза, я
раскидываю в уме деньги, наши будущие деньги.
Меня будит квартальный репродуктор. Эти
шляпки железных желудей висят, как фонари, и ох-
ватывают работой всю улицу.
Я не хочу вылезать из сна, как утренняя кош-
ка не хочет лезть из парного подвала на довдливый
асфальтовый двор.
Сквозняк хлопает открытой дверью в пустую
комнату Азиза. На листе финского картона чёрной
пастелью написано: "Барис! Уехал говорить замди-
ректор музея. Скоро буду."
Репродуктор втирает службу сводного оркестра Лен.
Военного округа. По сухой предснежной улице воз-
вращаются с демонстрации мамы с маленькими деть-
17