

Как ржавчина съедает латы,
по лбу струились провода,
в которые вкрутилось солнце
тому назад: но повлечёт,
и плавником, и телом блещет
легчайший Ихтиос —
навстречу,
ваяет рыбок водомёт : уже, над амфорой —
назвалось.
И прежде чем исчезнуть в бесконечность
потопа сумрачной дороги в никуда, —
замечу вам, ведь начинал о ветке:
чеширскую ухмылочку листа.
Уходящие в небо деревья оставили зеркальца круг —
сколько смотришь в него, отражения не отмечаешь.
Да в молочное озеро — сажи потоки бегут:
как в нарезки ствола заглянула дремучая чаща.
Ты в начале канала, в подножии, возле цевья —
пахнет серостью, серой, испугом в тоннеле голодном.
Ты обманешь себя, надломив взоры от воронья:
просто в парке дорожка, округлая — если угодно.
С каждым шагом дорогу легонько стволом подводить, —
чуть пониже аллеи церквуха курком загорится:
белый свет нам — копейка, что зеркальцем в дуло гудит,
мы захлопнем себя, убыстрив промелькнувшие спицы.
Как на белой пустыне, не воздуха и не холста —
колкий ветер оттуда, слезой один глаз зажимая, —
протянулась дорожка; твой пристальный палец устал...
Чуть фигурой навстречу подвинулась мушка живая.
119
I