

2
Кто диктовал мне, письменному, кто диктовал мне из малого
зеркальца? Литература желает сгустить следы пребывания на земле
человека. Она рвётся дать путеводитель по вселенной - от Москвы
до искривления мира и взад. На том её и ловят, родимую, на том
и улавливают. Она старается усилить значение каждого шага, - а
шаг наш значения имеет немного: не болез метра в длину по земле.
Она соединяет вчерашний обед и сегодняшний грех на соседних аб-
зацах - и меж них не пролегает расстояния духа. На том её и ло-
вят и тащат в своё мозговое кино, ибо это кино есть защита от
духа.
С полным весельем я заявляю: кина не будет, мои дорогие со-
ветские друзья! Кина - которого я очень люблю, и друзья,- про
которых я рад, чтоб читали меня повсеместно внутри рубежей; но
меня повсеместно никак, не получится, ведь станок гутенбергов,
как заметил поэт, для нас для всех не годится, а других не доз-
волено.
Кина не будет, будет слово, как всегда было слово - и это
просто даже несколько странно, что забывают. Сперва было слово,
а после его написали - ведь так? Писать надо просто, вынимая
слова из алфавита, которые все уже есть до единого.
Писать надо так, чтобы сразу написал и, тёпленькое, едва
успев запятые, сдал в историю. Писать всего полезнее вообще на
скрижалях. Скрижали выдаются в литфонде, по два кило в месяц на
душу писателей. Души, конечно, сверху не видать и даже алгеброй
- если разъять - не поверить. Но у каждой души из души растёт
нос, как известно у Гоголя. Так что чаще принимают, для удобст-
ва статистики: мол, по два кило на нос, за умеренный рубль. В
общей продаже скрижали отсутствуют: либо слишком толстые, а то
просто дрянь, папиросные и вообще неформат. На таких в историю
не войдёшь.
Правда, писать на скрижалях не просто. У них, проклятых,
качество - видимо, финские: что написано пером, того не вырубишь
топором. Но всё равно, поворачивать поздно, вхожу в историю.
Цветы, кругом цветы - тридцать пять тыщ одних цветов.
Цветы - это дети нашей жизни, они приходят к нагл пахнуть.
114