

И вот мы слова в сыром вонючем подполе. Сидим уже поряд-
ком. Колокол пробил трижды — звонят к обедне, а за нами
никто не идет. Катя очень переживает, я ее успокаиваю как
могу. Вот опять зазвонил колокол — кончилась обедня, но
ни попа, «н деда Упрама нет как нет. Сидим в темноте, молчим.
Вдруг слышим: чьи-то тяжелые шаги протопали над нашими
головами. Вскоре открылась половица. Это был Иванюк, цер-
ковный староста.
— А .ну, вылезайте, чертовы девки!—'заорал он.
Мы .кое-как выкарабкались наверх. Обрадовались, что сей-
час пойдем домой. А Иванюк волком глядит на нас и орет еще
громче:
— Зачем в алтарь полезли?
— Мы там ничего не трогали,—тихонько говорю я.
— Ах, не трогали? Еще бы вы тронули! Вас и без того убить
мало да в ад сбросить, на самое дно, чтоб живьем сгорели!—
И он набросился на нас как бешеная собака и ну бить-колотить,
пинать коваными сапогами. Мы с Катей кричим дуром, думаем,
конец нам, убьет сейчас. На наше счастье, Иванюк споткнулся
и, больно ударившись головой об печку, оо стоном рухнул на
пол. Мы тем временем шмыгнули мимо него в дверь.
Мать сидит за столом, горестно подперев голову руками.
Увидев меня, она вся встрепенулась.
— Господи, как ты оттуда вырвалась?
— Убежали мы с Катей.
— А лоб-то у тебя весь синий, никак? И из уха, вон, кровь
идет...
Я рассказала, что нас избил Иванюк. Мать перепугалась,
не изувечил ли меия этот зверь, и, раздев донага, оглядела.
Плечи, спина тоже были покрыты синяками.
— Наплевать бы вам на этот алтарь, зачем вы туда за-
шли?— укоряет меня мать.
На другой день мое ухо вспухло словно на дрожжах. Шею,
лицо будто сковало, не могу головы повернуть. А опухоль все
росла и росла. Через три дня я перестала видеть — совершенно
заплыли глаза. К нам несколько раз заходила Анастасия Алек-
сандровна, но я не могла ее увидеть, хоть мне и хотелось на нее
взглянуть. Видя, что дела мои плохи, она вызвала из Чулхула
фельдшера. Тот осмотрел мое ухо, голову и ахнул:
— Ай-яй, и как только ты терпела, бедная девочка!
Он сделал прокол возле уха, смазал рану какой-то мазью.
Потом протер мне пахучей жидкостью все лицо, шею, голову
и перебинтовал. Мать, словно малого ребенка, перенесла меня
на кровать.
174