— На мельнице. Мельнику я велел людям сказать, мол,
вал треснул. Пьяный он, спит. А баба его еще вчера в де
ревню ушла.
— Болтаешь много, Шахрун! — вдруг зло бросил Ивук.
В темноте зыркнули друг на друга, и Шахрун тотчас
умолк, повернулся спиной и зашагал к мельнице. Постояв
немного и послушав поле, за ним двинулся и Ивук.
Когда вошли в мельничную избенку, Ивук с удовлет
ворением отметил, что единственное оконце завешено шу
бой, и, в душе похвалив Шахруна, взглянул на него теп
лее.
Шахрун растянул губы в ухмылке.
— Чего скалишься? — снова разозлился Ивук. — Чело
век, можно сказать, ночь не спал, топал, устал, как черт,
а он лыбится...
— А я «землячков» своих повидал, — продолжал ухмы
ляться Шахрун.
То ли от дыма лучины, то ли от недосыпу глаза Ивука
сильно щипало, и он, прикрыв их, на ощупь опустился
на длинную лавку.
— Земляков, говоришь? И что же?
— Да на лошади откуда-то возвращался один. Ну, по
знакомились, а он вздумал бежать... Из тех был, что меня
когда-то изувечили.
Ивук хватил войлочной шляпой об лавку.
— Ты кончишь когда-нибудь свои присказки? Дело го
вори!
— А я уж кончил, — спокойно отозвался Шахрун и,
сверля Ивука глазом, поднес к самому его носу ребрис
тый кистень с прилипшими на нем кровью и прядью чер
ных волос. Ивука так и передернуло, по спине пробежал
холод. Разглядев на лице Шахруна след от удара кнутом,
он понял все и, дрожа от страха и гнева, проговорил,
запинаясь:
— Я т-тебя когда-нибудь т-топором зарублю... спяще
го... — Глаза дьяка пылали неподдельной ненавистью. —
Или властям выдам.
— Знаю давно, чего тебе хочется, — легко согласился
с ним Шахрун. — Только зарубить ты меня не сумеешь,
потому как трус. А властям заложить украдкой — тоже опас
но.
— Неужто я тебя, разбойника старого, стану бояться?
Выколю вон тебе последнюю гляделку, тогда сам забре