— Государь, позавчера наши доблестные войска пода
вили восстание в Польше...
Николай торжественно поднялся и, повернувшись ли
цом к висевшим на стене кинжалам , трижды перекрес
тился беломраморной Рукой.
— Спасибо, граф... Обрадовали. Вечером нужно зака
зать молебен. Я и сам думал, что с Польшей в эти дни
будет покончено.
— Интуиция вас не обманула, ваше величество.
— А знает об этом военный министр?
До Черныш ева подобные новости обычно доходят с
опозданием , — с намеком говорит Бенкендорф и выпус
кает новости-фигуры менее важные. Он удивлен: новость-
ферзь не произвела на государя того впечатления, кото
рого он ждал. Царь по-прежнему равнодушен, мрачен...
— Убит генерал Шульц, ваше величество...
— Да?.. Позвольте, а кто этот Шульц?
— Военный врач Новгорода. Вы его еще называли Гип
пократом ...
— Ах, да-да. Вспомнил.
— Во время холерного бунта его убили.
— Слава богу, сейчас с этими бунтами покончено.
— Да, ваше величество, слава богу. Несказанно помогли
в этом ваши поездки. И если бы все и во всем следовали стро
го вашему плану, с ними было бы покончено еще раньше.
Обычно, слушая лестные о себе слова, царь бросал все
дела, но сейчас он пропустил похвалу мимо ушей.
— Так кто же убил его?
— Некий Сурбанов. Солдат, участвовавший во взятии
Парижа.
— Сурбанов? Какая странная фамилия...
— Да, ваше величество, солдат тот — чуваш.
— Чуваш? — воскликнул царь, упершись взглядом в чи
стый лист бумаги, словно на нем мог предстать образ
бунтаря-солдата. «Чуваш... Что это такое? Черемис? Т ата
рин?..» — Мы приказали того солдата сорок раз прогнать
сквозь строй?
— Месяц назад его схоронили, ваше величество.
Лицо царя становится еще более мрачным. «Схорони
ли... — передразнивает он Бенкендорфа. — Разве я прика
зал его убить? У нас теперь, слава богу, никого не убива
ют, пора бы это знать. Ну а коль солдат не вынес четырех
тысяч ударов — сам виноват...»
6