71 / 216
гай. Мое место до смерти — при коровах». С тех пор старика ни
кто и не трогает, и он исправно несет свои обязанности
«Ночно
го завфермой».
Да, беспокойный старик, до всего ему дело. Теперь вот на
Виталия ополчился. Но все равно, что бы там дед Мигусь ни
говорил, Нина знает, что нет парня лучше Виталия. Ведь она
любит его, любит... Разве дед может это понять? Она и не оби
жается на него за нелестные слова в адрес Виталия,- сторож
как добрый домовой на ферме, без него нельзя. И понять его
тоже можно: долго живет на свете, всего навидался...
Жена его, тетка Унись, умерла лет тринадцать назад. Нина
помнит ее смутно,— тихая была, незаметная при таком боевом
муже...
Пятеро сыновей было у них с женой, да никого не осталось,
все ушли из дома и ни один не вернулся. Младшие даже женить
ся не успели — сложили головы на войне. Старший умер от ос
пы. Второй где-то в городе, говорили, то ли повесился, то ли за
стрелился от безответной любви. А третий, рассудив, что дома
остаются два младших брата — опора отцу с матерью, еще до
войны завербовался на Север. Сначала он письма писал, но в
войну сгинул без вести: то ли жив, то ли бог прибрал, кто зна
ет... В деревне как-то пополз слух, что служил он у немцев, но
правда это или нет, никто толком не знал. Может, деду Мигусю
что-нибудь и известно, но он об этом никогда не говорит. А если
и вспоминает о сыновьях, только о тех, что за Родину погибли.
А уж когда доймет дотошный собеседник, старик скупо обронит:
«На Севере сынок жил. Раз не пишет, может, и косточки давно
уж сгнили»,— и замолчит. И вообще он не любит говорить ни о
себе, ни о своих детях.
Нина, орудуя ловко иголкой, припоминала все, что знала
о
старике, похрапывающем за ситцевой занавеской у теплой печ
ки. Как был старик удостоен в первую мировую войну двух Ге
оргиевских крестов, как громил в гражданскую белочехов и го
нялся за остатками банды Калюкова, который зверствовал в Чу
вашии. А потом одним из первых вступил в колхоз и агитировал
сельчан за лучшую жизнь. Когда погибли на фронте
сыновья,
дед Мигусь просился на фронт, да не взяли, потому что еще с
гражданской был он хром на левую ногу.
И еще о многом из дедовой жизни вспомнила бы Нина, как
вдруг услышала невдалеке звуки гармошки. Она вздрогнула и
неосторожным движением уколола палец. Нина заволновалась,
потому что не до конца успела вышить на платке имя Виталия.
Воткнув иголку в клубок и спрятав платочек на груди, она ста
ла торопливо оправлять на себе белый халат, косынку...
Дверь распахнулась настежь — на пороге стоял Виталий с
перекинутой через плечо гармошкой.
— Можно-о? — спросил он нараспев.— Ночного гостя прини
маете? Или, может, нет? — Скинув с плеча гармонь, он уселся
на скамейку, где до того сидел и раскуривал свою трубку дед
Мигусь.— Ну и погода сегодня...— мечтательно протянул парень
5*
67