

рядом, почти впритирку — бензовоз. Справа — неглубокая ка
нава, оставленная строителями, когда расширяли дорогу,— там
стоят предупредительные знаки. А еще дальше тянется глубокий
овраг...
— Лихач, болван несчастный! Куда
пре-ешь?!.— закричал
в сердцах Кочергин, но его никто не услышал.
Расстояние между автобусом и тяжелым бензовозом ката
строфически сокращалось... Шофер автобуса, опомнившись, от
чаянно пытался взять правее, но сделать это было невозможно
на узкой дороге. Почти неуправляемый тяжелый бензовоз нес
ся как стрела, гудел, требуя дороги, и прижимал машину Вита
лия к обочине. Виталий, ругаясь последними словами, давил на
тормоз, сбрасывая скорость. Автобус и бензовоз неуловимо при
ближались друг к другу. Вот-вот столкнутся в лоб и разлетятся
вдребезги! А там, в автобусе,— люди...
Виталий даж е сообразить толком не успел, как руки его са
ми резко крутанули руль вправо, и машина полетела с дороги
в овраг... Последнее, что он увидел краешком глаза, как нес
шийся на автобус бензовоз пролетел мимо, чиркнув по боку ав
тобуса крылом... Что-то сильно ударило Виталию в грудь, не
стерпимо обожгло голову, и навалилась беспамятная удушаю
щая темнота...
А теперь он лежал весь перебинтованный, пробовал шевелить
руками и ногами и ощущал боль в правой руке и левой ноге,
догадался: наверное, в гипсе. В голове шумело, как после раз
гульной вечеринки, мысли были вялые, ватные... А в груди
жгло, будто приложили раскаленный тяжелый кирпич.
И все равно пробрезжила сначала слабая, потом все более
явственная мысль: жив, еще жив! Видит строгие белые стены,
лампочку под потолком, и свет ее режет глаза. Слышит голоса...
Значит, поживем еще! Он попытался улыбнуться...
— Ну, слава богу! Наконец-то! — облегченно вздохнула по
жилая нянечка, сидевшая у его изголовья, заметив, как парень
открыл глаза.
— Уж как мы измаялись, сынок.., Врач говорит: в рубашке
ты родился. Вот оно как... Ну, теперь-то ничего страшного,— она
поправила подушку у него под головой, провела морщинистой,
натрудившейся рукой по одеялу,— Руку и ногу ты поранил. А
остальное все ничего... Д а грудь зашиб, ну, это пройдет. Врач
говорит, что упал ты удачно, вот и жив остался. А мог бы за
просто и насмерть расшибиться. Так что радуйся, сынок, что
жив остался. Ты молодой, срастется все, заживет, как и не было.
Главное — сам жив, голова цела. Подлечишься малость, а там
хоть под баян пляши.— Она поднялась, охнула, распрямляя з а
немевшую, видно, спину.— Ну вот, наконец, и ты у нас оклемал
ся, на поправку теперь пойдешь. А то уж я сижу, сижу тут над
тобой, да сердцем вся изболелась. Как ты, пить-то, есть хочешь?
Может, тебе принести что?..
41