11 / 392
ли выстрелы, над головной машиной разорвалась гра
ната... В панике и суматохе удрать удалось немногим.
Немцы перестали заглядывать в Дубовку, и село
вновь стало жить как прежде: колхозом. Гитлеровцы
назначили старосту, но это был свой, советский чело
век, и он учил лишь получше припрятывать оставше
еся добро, ему из леса присылали сводки Совинформ-
бюро, и он рассказывал, как движутся на запад совет
ские полки. Староста, чтоб неожиданно не нагрянули
фашисты, на ночь выделял патрули, а днем устано
вил дежурство на колокольне.
— Живем как на острове,— говорили дубовцы.—
Может так и до своих продержимся.
Об этом же сейчас думали и двое дежурных на ко
локольне.
— Слыхал? — спросил Илька.— Возле Михайлов-
ки наши под откос еще один поезд пустили. Шестьде
сят вагонов — в щепки! — Он произнес это таким то
ном, будто сам был там.
— Дай-то бог,— ответил Ванюшка, как часто го
ворил его дед.— А про вчерашние дела знаешь?
— А что? — повернулся к нему Илька.
— На станции ни одного склада не осталось.
— Кто сказал?
— Дядя Семен ночью приходил. Наши самолеты,
сказывает, прилетали, все вдрызг разнесли.
— Теперь фрицы еще злее будут. Неужто наши
не скоро придут? Боюсь, Ваня, не доживу я.
Безотрадно было Ильке... Отца его расстреляли фа
шисты, мать тяжело избили, и она недавно умерла.
Сам он здоровьем слаб, а теперь стал еще печальней
и задумчивей. Ванюшка относился к нему участливо:
делился куском хлеба, испеченной на костре картош
кой, рыболовным крючком и скрученной на окуней
леской.
Ну вот еще,— сказал Долбин.— Перестань хан
дрить. Наши придут, тогда и здоровье поправишь, и
учиться опять будем.
Илька пододвинулся ближе к другу.
Знаешь, Ванюшка,— сказал он тихо и торже
ственно.— Не поверишь, может, а я тебе правду ска
жу, истинную правду... Почти каждую ночь я во сне
солдат наших вижу. Будто прогнали они фашистов с
7