212 / 344
родам — вдову Куракову хлебом не корми, а дай чужого
урвать. Никакие черти Александру не берут, хапает, где при
дется.
Постояв минуту-другую в раздумье, Кирилл пошел в и з
бу и растянулся на топчане. До того умаялся, что даже вет
хой дерюжки на топчан не постелил. Так и замер на голых
досках.
С улицы послышались переливы гармони. Запели дев
чата. Раньше, бывало, душу радовали эти развеселые песни.
А теперь хоть бы что. Л еж ал Кирилл, свесив голову, и раз
глядывал пол. По нему пропасть муравьев бегает. Удиви
тельное дело: выходит, тут, в избе у вдовы Кураковой, их
муравейник. Верно, в каком-то бревне. И не хочешь, а поза
видуешь этим муравьям — до чего же резво они бегают!
Вдова Куракова, войдя в избу, бросила на лежащего Ки
рилла сердитый взгляд и протопала к печке.
— Уже и дрыхнет! — сказала она, со злостью громыхая
кастрюлями и сковородками.
— Что-то неможется. Видать, приболел я ,— еле слышно
отозвался Кирилл.
— Нечего притворяться. Меня не проведешь!
Больше пи слова вдова Куракова не сказала. Взяла две
перины, положила па кровать одну на другую и через мину
ту захрапела. А Кирилл промучился всю ночь. Чуть задрем
лет, его словно в бок кто-то толкнет. Вздрогнет и проснется.
Уже светало, когда он наконец забылся сном. Но тут под
нялась вдова Куракова. Подошла к топчану и стала трясти
Кирилла за плечо:
— Вставай!
— Дай полежать еще малость...
— Ну вот, опять полежать ему хочется! Из-за своей ле
пи ты за всю жизнь гнезда себе так и не свил. Все шастал
по бабам да шатался по деревне. И зачем я, дура, тебя к
себе в дом пустила? Одна-то я жила бы себе припеваючи.
А теперь знай корми твою ненасытную глотку! Наказывала
вчера — курам замеси. Да где там! Только о себе и пе
чешься!
— Я всю ночь глаз не сомкнул. Голова к ак чугун...
— Тьфу, развалина!
В это,утро Кирилл встал через силу и еле доковылял до
сада. И на другой, и на третий день слонялся он на работе
как сонная муха, а на четвертый день совсем занемог. Ш а
таясь из стороны в сторону, вернулся домой, лег на топчан
и больше не поднимался.
208