210 / 344
ни шло, а больному — одна мука. Да что поделаешь? И не
хочешь, а приходится жевать холодную картошку. Яйца-то
вон Александра продавать надумала. Денег ей не хватает.
А ведь зарплату у Кирилла забирает всю до копейки, ни
рубля от нее не утаишь. Если узнает, что недодал денег —
тогда, считай, настал конец света.
На сад налетел свежий ветерок и зашептался с зеленой
листвой. Кирилл невольно поднял голову и снова залюбовал
ся деревьями. На солнце, под ветерком, листья меняли цвет
и казались то беловатыми, то фиолетовыми...
«Шумят деревья, шумят...— подумал Кирилл, тяжело
вздыхая,— Веки вечные простоит этот сад, и после моей
смерти вот так же будет шуметь. А по новой весне зацветет
белым цветом. И будут в нем неустанно заливаться соловьи.
И кукушка снова закукует. Бабочки налетят, пчелы и шме
ли... Летом пойдет в рост завязь, будет наливаться с к аж
дым днем. Потом созреют и покраснеют яблочки. По осени
сад пожелтеет. Начнется в нем листопад, задуют холодные
ветры. В деревне после осенней уборки зазвенит гармонь и
польются песни. А там выпадет мягкий снежок. Ребятишки
выбегут на улицу с санками... Ж изнь пойдет своим чередом.
И солнце будет всходить каждый день. И луна по ночам бу
дет иг рать со звездами. Только мертвые ничего этого не уви
дят... Сойдут в землю и превратятся в прах. За хорошие
дела, конечно, люди кого-нибудь да и помянут добрым сло
вом. Только меня навряд ли кто вспомнит... Что жил, что
не жил я на свете, все одно...»
Другая страшная мысль обогнала первую, обжигая стра
хом. Да будет ли кто оплакивать Кирилла, когда он умрет?
Неужто на его могиле никто слезы не уронит? Да почему
же? Неужели так беспутно прошла жизнь?..
Кирилл перестал жевать и в безысходной тоске обхва
тил голову руками. Готовый разрыдаться, закачался из сто
роны в сторону. Хоть криком кричи, а нет у него ни единого
близкого человека. Что верно, то верно,— только на фрон
те и водились у Кирилла друзья-товарищи. За него они шли
в огонь и в воду. Да и сам Кирилл разве такой был на фрон
те? Первым поднимался в атаку. Перед врагом ни разу не
дрогнул. А теперь, выходит, по-людски и похоронить неко
му. Всей деревне он хуже пустого места. А иного, видать, и
пе заслужил. Эх, чем такую муку терпеть, лучше было бы
честной смертью погибнуть на фронте, как гибли его дру
зья-товарищи. По крайней мере, хоть бы добрую память о
себе людям оставил. Не позорил бы ни себя, ни людей...
206