401 / 422
скоро его разбудил шум в коридоре. Выглянув из двери,
Тадеуш увидел солдата из второй роты, который отнимал
у женщины банку сгущенки. В одной руке женщина дер
жала грудного младенца, другой прижимала к себе бан
ку. В конце концов солдат вырвал сгущенку из рук жен
щины, а та, потеряв равновесие, упала с ребенком на
пол.
— Караул! Грабят! — закричала она.
— Не ори, дура! Если я умру от голода, кто будет
защищать тебя и твоего двуногого щенка? — огрызнулся
солдат.
— Не защитники вы, а мучители,— простонала жен
щина.— О боже! Зачем только я дожила до такого вре
мени, зачем увидела такой позор!
— Что тут происходит? — спросил поручик, подойдя
к ним.
— Из продуктов, что русские ночью сбросили с само
летов, мне досталась эта банка молока. Хотела ребенка
накормить, а этот солдат отнял. Пане поручик, прика
жите ему вернуть банку! — попросила женщина.
Офицер ничего не сказал, только обернулся к солдату
и строго посмотрел на него. Тот понял, что шутить с ним
не станут, и швырнул злополучную банку к ногам жен
щины.
— На, подавись, с у к а !— процедил он сквозь зубы и,
не попросив разрешения у командира, вышел на улицу.
Этот дикий поступок с утра испортил настроение по
ручику. Он знал, что в Армии Крайовой зреет недоволь
ство, что многие солдаты, да и офицеры уже не верят в
победу, а есть и такие, что вообще сомневаются, надо ли
было начинать восстание. Теперь он увидел собственны
ми глазами, как высокие порывы сменились у солдат
животным инстинктом самосохранения. Еще семь недель
назад он обещал нм славу победителей, а привел их к
той грани, после которой следует уже настоящее маро
дерство.
В последнее время, когда особенно скверно было на
душе, он уходил к Соколову или Турханову. «Эти люди
никогда не унывают,— думал он.— Они знают, к чему
стремятся и куда идут. Им все ясно. Интересно было бы
вызвать их на откровенность и узнать, как они расцени
вают положение повстанцев».
С этой мыслью он пришел в штаб Интернационально
го отряда.
— Хотите послушать, что рассказывают враги, кото
397