232 / 422
— Всеслышали?— спросил
Колпаков.— Решайте
сами. Кто им верит, может уйти беспрепятственно.
— Знаем мы их. Испытали на собственной шкуре. Я
остаюсь здесь! — решительно заявил Юркин.
— И я!
— Я тоже!
— Погибнем вместе... Прощайте, товарищи! — крикнул
Колпаков.
Партизаны начали обниматься, прощаться друг с
другом.
Замполит откашлялся и запел:
Вставай, проклятьем заклейменный,*
Весь мир голодных и рабов!..
Тут же разноголосый хор подхватил:
Кипит наш разум возмущенный
И в смертный бой вести готов.
Весь мир насилья мы разрушим
Д о основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим,
Кто был ничем, тот станет всем!...
Пели обреченные на смерть. Голоса крепли, станови
лись все звонче и сильней. Гимн коммунистов всего мира
понесся над лесом. Большинство немцев не понимали по-
русски, но все они хорошо знали, что поют партизаны.
И вот люди, готовившиеся торжествовать победу, вдруг
сникли, опустили головы, стыдливо спрятали глаза. Они
почувствовали, что на свете есть сила, которую не сломить
ни автоматными очередями, ни артиллерийским огнем. Они
почувствовали, что разгром этой горстки храбрецов пред
вещает не радость победы, а страх перед будущим пора
жением.
Офицер, командовавший карателями, заметил, как
внезапно изменились лица солдат. Он резко взмахнул ру
кой. Тут же грянули выстрелы самоходных орудий. Пер
вые снаряды разрушили часть каменной стены здания
рудника, но торжественный гимн продолжал звучать с
прежней силой:
Это есть наш последний
И решительный бой...
Последовали еще два выстрела, и обвалилась половина
здания. На несколько секунд пение прекратилось, но ско
ро зазвучало снова. Правда, теперь пели только два голо
228