нию. И он снова постучал в ворота. Ворота чуть приот
крылись, и тот же голос прогудел:
— Сказано тебе — нет хозяина!
— Ай тур-тур*, ты, мил человек, похлеще нашего
хельдхебеля будешь! Когда в солдатах я служил, был у
нас такой хельдхебель, — Алаба попытался сесть на сво
его любимого конька. — Иль, думаешь, у царя Мигулая
не было других гарнадиров, окромя тебя?.. Скажи, что вы
там делаете, во дворе?
— Свинью подковываем!
— Так я и думал! Иль зайти посмотреть?
— Тут не свадьба и не базар, чтоб смотреть. Без таких,
как ты, обойдемся.
В это время к воротам подъехали телеги, груженные зем
лей и глиной, чтобы выехать со двора. Велюш отступил в
сторонку, пропустил подводы, ворота тут же закрылись.
«Постой-ка, это меня, Велюша, не хотят впускать!» — раз
горячил себя Алаба и снова застучал в ворота.
— Ты все еще здесь? — могучий привратник выглянул
в щель.
— Здесь, и не думаю уходить, — помотал головой Ве
люш, — патаму шта мне с братом Шерккеем поговорить
надобно.
—Я ж сказал тебе — нету хозяина.
—А я тебе говорю — есть.
—Да нет же, тебе говорят. Иль ты не чуваш, не пони
маешь?
— Где же он?
— Кто?
— Брат Шерккей, кто ж еще...
— Брат... Твой брат на берегу моря вьет веревки из
воды для детей ветра, облака огнем поливает да мосты
воздушные сооружает...
— Ай, ай, ну ты мастак шутить! А мне, снаш, недо
суг с тобой языком чесать, — попытался схитрить Ала
ба, — мне ведь хозяин как раз в это время велел зайти,
слышь?
Привратник смутился: как же так, неужели он забыл?
Он хорошо помнит наказ Шерккея — никого из одно
сельчан не впускать. А ежели вправду этого хромого он
позвал?.. Ладно, черт с ним, пусть зайдет, небось не ук
радет кирпичи-то...
Пока богатырь-привратник маялся в думах, Алаба
‘ Господи.
361




