50 / 392
из тюрем повыпускали хулиганов, воров, головорезов
разных?..
— А, ведь, пожалуй,— вздохнул Федор Ивано
вич,— найдутся мерзавцы...
— Говорят, Шварц уже создал небольшой отряд
полицейских. Пьют подлецы, бесчинствуют, грабежом
занимаются.
— А сказать правду — смешно все это... Разве мо
жет армия держаться на ворах да пьяницах? Ведь это
всего-навсего вонючий воздух. Дунет ветер посиль
нее — и нет вони...
— Это так! А все же зло берет. Вешать таких
надо. Без пощады!
— Время придет — повесят!
— Жалеть такую м!разь не будут...
Поговорив еще об отрядных делах, партизаны
ушли.
— Чего только не услышишь, чего не увидишь в
жизни, чего не переживешь,— вздохнул опять Федор
Иванович. Он потушил коптилку, лег на нары и,
уставший за день, быстро уснул.
А Ванюшка все еще лежал с открытыми глазами.
Точно в кино, которое он очень любил смотреть, перед
ним воскресали картины недалекого прошлого... Вот
перед ним опять, как наяву, стоит долговязый Шварц.
Ванюшка как будто даже слышит звон его медалей.
Ослепительно блестит на груди золотая цепочка... Вот
он въезжает в Дубовку на автомобиле. Потом садится
на коня и превращается в истукана... Задыхаясь от
жары и обливаясь потом, идут в последний свой путь
дубовцы... Опять Шварц... Он отдает страшную коман
ду... Падает мать, падает он сам... А это кто лежит с
открытыми голубыми глазами?..
— Илька! Илька!
— Ты чего, сынок? — спросил проснувшийся Фе
дор Иванович, но убедившись, что Ванюшка кричит
во сне, уопокоился и снова впал в чуткое забытье.
Наутро старый и малый проснулись вместе. Ма
лый сходил с котелком к ручью, принес холодной во
ды, умылся и, как всегда, до завтрака ушел к радисту.
За завтраком он, как бы ни с того ни с сего, спро
сил:
— А далеко отсюда до города, Федор Иванович?
46