384 / 392
— Позавчера на хутор налетели немцы. Борис Вла
димирович как раз делал операцию — на столе лежал
раненый офицер. Вдруг возле самого дома разорвался
снаряд. Хирургическая сестра упала замертво. Сильно
ранило и Бориса Владимировича. Он тоже упал, но тут
же вскочил, попросил сестру перевязать рану, хотел
продолжать операцию, и не смог...
— А потом что?
— Отправили в армейский госпиталь, а исполнять
его обязанности поручили мне. Вот я и ищу новое мес
то для медсанбата.
— Пойдемте, я помогу вам выбрать подходящее
здание, днем я видел тут,— предложил редактор и
стал быстро одеваться.
— Спасибо, майор...
Вернулись они часа через полтора. Мы напоили
усталую Софью Владимировну горячим чаем и угово
рили остаться ночевать. Перед сном долго разговари
вали. Случайно вспомнилась Наташа-Синичка.
— Она уже давно в тыловом госпитале,— сказала
Софья Владимировна.
— В госпитале?! А что с ней случилось? — почти
испугавшись, спросил я.
— В госпиталь на войне попадают по одной причи
не,— последовал ответ.— Ранили мою девочку, дня
через три-четыре, как мы вступили в Восточную
Пруссию.
— Вот ведь как не везет! И до этого она была
ранена...
— Действительно! Прямо зло берет. Только вошли
в город Дойч-Айлау, откуда ни возьмись появились
две «рамы», ну, те, «фокке-вульфы», и давай носиться
взад и вперед, строча из пулеметов. Мы с Наташей
укрылись в подъезде большого каменного дома. Долго
стояли, а немецкие летчики и не думали [улетать: реши
ли, видимо, потешиться, пока патроны не выйдут... Вдруг
Наташа до боли сжала мне руку и закричала: «Смот
рите, смотрите, ребенок! Совсем маленький! Они убьют
его!» Поглядела я в ту сторону, куда она показывала,
и ахнула: по середине улицы топал малыш трех-четы-
рех лет. Подняв ручонки, он оглядывался по сторонам
и громко плакал, хотя за бешеным ревом моторов и
трескотней пулеметов голоса его не было слышно...
380