56 / 344
тем краю таится что-то такое, что всегда дорого сердцу.
Феттис тоже неотрывно смотрела на родные поля, овраги,
лесочки. Ей даже не хотелось разговаривать. Только когда
тракторы миновали лес и пошли вдоль железнодорожного
полотна, она спросила:
— До обеда доедем до Криуш?
— Ты что! Раньше приедем! — Виталий прибавил ско
рость.— В дверцу тебе не поддувает?— забеспокоился он.—
Получше закутайся. А то захвораешь еще да меня же и про
клинать будешь.
— За меня не бойся.
— Ну, все же.
— Чего это «все же»?
— Да жалко же мне тебя.
— Не люблю, когда меня жалеют. Что я, инвалид?
— По правде сказать, так у меня и не жалость,— Ви
талий покосился на Феттис и, помолчав, добавил: — Иной
раз целую ночь напролет лежу и разглядываю звезды. Ищу
на небе самую раскрасивую.
— На что тебе она?
— Мне-то?.. Чтобы сравнить с тобой. Но ты светлее и
ярче всякой звезды. Когда ты рядом, любая трудность для
меня пустяк, любое рискованное дело не страшно. Ты моей
силы родник.
— Ну и разболтался же ты, болтун,— отшутилась Фет
тис. Не показывать же Виталию свою радость?!
— Ничуть и не болтун. Я ведь говорю одну чистую
правду.
В Криуши тракторы, и верно, прибыли еще до полудня.
Как и расписывал Пужанаров, возле штабелей бревен наме
ло огромные сугробы. Пришлось всем поначалу взяться за
лопаты и раскидать снег. Потом стали грузить бревна. Фет
тис суетилась больше всех — все волновалась, как бы не по
пало какое неподходящее бревно.
Наконец погрузка закончилась, и тракторы медленно дви
нулись в путь. С полными прицепами не помчишься! При
ходится ехать потихоньку. Да и в поле метет поземка. Снег,
словно густой туман, навис по склонам оврагов и на пригор
ках, а потом стал растекаться волнами по земле. Местами
совсем заметало дорогу.
Стемнело. Включили фары. Свет их шарил по оврагам
и карабкался на взгорья. Иной раз он был до того ярок —
будто пожар. Но снег валил все сильней, и свет фар стал
тускнеть. Вихрем закружились в нем крупные снежинки.
52