

Вот так, пусть постоит здесь, а эти тяжелые монеты надо
спрятать в другое место. Лучше всего в передней комнате,
в шкафу, где висит чистая, хорошая одежда и где Семен
Ильич обычно прячет деньги. Правда, теперь эти деньги
уже кажутся ему пустыми мятыми бумажками, и, нащупав
их в углу под старыми льняными полотенцами, он улыба
ется: пустые бумажки!..
И только сейчас, когда монеты надежно упрятаны, Се
мен Ильич испытывает такое чувство, будто у него за спи
ной выросли крылья. С радостным блеском в глазах он вы
ходит на крыльцо и, увидев жену с угрюмым, серым лицом,
говорит:
— Ты знаешь, наших работников надо хорошо угостить!
Надо уважить работников, а? Ты приготовь закуски,— до
бавляет он с хозяйской строгостью.— Ну, что молчишь?
— А что мне говорить?
— Ну, что-нибудь да можешь ведь сказать?
Она вздыхает. Надо бы сказать о том, что уехал Коля,
что на их дом надвинулась беда, но Семену Ильичу сейчас
говорить бесполезно: он точно в лихорадке.
— Свое знай сам,— тихо отвечает она.— Знай сам...
— Ладно, не болтай чепуху: знай сам, знай сам! Ты иди
готовь закуску, а свое дело я знаю!— И он опять идет в чу
лан, трогает сквозь мешковину чугунок и, улыбаясь, доста
ет из-за кадушки две бутылки.
ГЛДВА ШЕСТАЯ
Автобусы из Шумерли и Вурнар шли переполненные,
даже не притормаживали возле остановки, и люди прово
жали их тоскливыми и злыми глазами. Коля добрался сю
да, в Калинино, на попутной колхозной машине, но шел
уже третий час, а ни один автобус в сторону Чебоксар пока
не притормозил возле них. Люди сердились, голосовали
проходившим машинам, но редко какая из них останавли
валась: на выходные днн из города понаехало в деревни
много народу, и теперь всем нужно обратно, всем завтра
на работу...
Одни, кажется, Коля Крыслов не спешил в Чебоксары.
Он все еще сомневался — правильно ли поступил, уехав из
Деревни, бросив дом, работу? Все время вспоминалась мать
с грустными глазами, неподвижными, уставшими руками.
И так было жалко ее, что он порой готов был обратно бе
жать в деревню. А у отца одни запреты: это не делай, туда
355