50 / 154
Никто даже и не улыбнулся, не пошутил.
Три кумгана воды вылили, умываясь.
Тут уж был готов и обед — Урине постаралась: сварила
мясо, нажарила сковородку картошки, нарезала гору хле
ба, каждому налила по кружке простокваши. Обед — как
раз для рабочего человека. Но никто есть не начинает.
— Сажу черной бани надо бы смыть, хозяин! — сердито
сказал Ларион. И Семен Ильич понял: не любит Кабан
грязной работы и вот за то, что пришлось ее делать, нена
видит его. Но ничего, терпи, если подрядился.
— Не мешало бы,—•поддержал Кестюк Лариона.
Конечно, ломать старую баню — небольшое удовольст
вие, это понятно. Однако если с утра начнут пить, то кто же
за них будет работать? Но и не дать нельзя. Скрепя сердце
пошел в чулан за бутылкой водки.
Выпили только Ларион и Кестюк. А Педер и Хведер,
всем на удивление, прикрыли стаканы рукой.
— Но-о!..
— После работы мы по стопочке выпьем,— сказал Хве
дер.— А сейчас не будем, жарко.— И посмотрел всем в гла
за: кто что скажет? Глухой, он привык узнавать сказанное
по движению губ.
.
Но все промолчали.
4
Поев, Ларион с Кестюком закурили. Кестюк и трезвый
любил поговорить, а после выпивки и подавно. Окинув ве
селым глазом дом и сад Семена Ильича, он посмотрел на
то место, где была старая баня.
— Да, Семен Ильич, и будешь ты жить, как турхан1.
Не то зависть в голосе Кестюка, не то ехидство.
— Не как князь, а как крестьянин,— спокойно возразил
Семен Ильич. На подначки Кестюка он не поддастся,— Да,
как крестьянин,— повторил он строго.
— А с чего крестьянин богатеет?
— Земля,— Семен Ильич кивнул в сторону гумна.— И
руки. Вот и все.
— А голова?
— Голова не мешает никому,— согласился Семен Иль
ич. Этот пустой разговор с захмелевшим Кестюком уже на
доел. Но пускай докуривают свои папироски.
1
Т у р х а н — князь.
343