121 / 154
предбанника, хватая ртом воздух, точно пескари на песке.
— Хорошая банька,— шепчет Хведер.
— Ага, хорошая... Еще бы нутро вывернуть да пропо
лоскать...
— Это как?
— А так! — Педеру сейчас весело от простодушного во
проса, он уже не сердится на кума.— Как рубаху.
— А что! — Хведер блаженно улыбается во весь рот.
— Крысловское богатство жжет душу.
Хведер согласно кивает.
— Я ведь ни копейки не растратил, все ведь целы!
— Отдать, что ли, собираешься? — шепотом спрашивает
Хведер и выглядывает за дверь. Но там одна трава у поро
га, вянущий лук на грядке да в березе шумит ветерок.
— А что делать-то? Жжет, говорю, душу, будто украл.
— Да как же отдашь-то? Скажут: воры. Ты разве не
знаешь Крыслова? Он не поверит нам, что только шестьсот
рублей было.
— Да, не поверит,— соглашается Педер.— Чго же де
лать будем?
— Ие знаю, кум.
— А старые деньги куда? Сжечь, что
ли?
— А куда же их еще! Сожги, да и все. Где они у тебя?
— Здесь,— шепчет Педер и набрасывает крючок на
дверь. Деньги, у него, оказывается, спрятаны тут же, в ба
не, стоит только приподнять половицу да сунуть руку под
бревно. Вот они— толстая пачка, перетянутая суровыми
нитками.
— Давай бросай в печку да жги, ну их к лешему!
Вздохнув, Педер входит в баню, стукает заслонкой, и,
поворошив кочергой уже потухшие угли, рвет нитки, и бро
сает ветхие, ломкие бумажки. По все это он делает с ка
ким-то сомнением, и, даже когда деньги по краям начинают
заворачиваться и тлеть, он с трудом борется с желанием вы
хватить их из огня и спрятать подальше. Но чем сильнее
разгорается огонь, тем легче делается у него на душе, как
будто он освобождается от болезни. Хведер сидит рядом,
и блики от огня пляшут по их мокрым телам. И вдруг они
ни с того ни с сего начинают смеяться. И никак не могут
остановиться, хотя деньги давно уж сгорели и от них ос
тался один пепел.
Но так же внезапно они прекращают смех.
— Слушай,— говорит Педер,— а я ведь позвал тебя
в баню совсем не за этим,
414