

выхватив из кучи железный прут, она замахнулась на
Аркаша.
Назар Егорович резким движением вырвал из рук
Мари прут и, далеко откинув его, сказал:
— Перестань, закрой свой говорильник! Не клеве
щи на ребят, тебе все равно никто не поверит!..
— Как не поверит? — оскалив зубы, уперев руки в
бедра, набросилась на него Мари.— Почему не пове
рит?
Потому что у тебя никакого котла и никаких
ведер не пропадало, зря языком болтаешь, честных
детей оговариваешь!
— Как не пропадало? Откуда ты знаешь, что не
пропало? Ты приходил смотреть, искал? Да? — не сда
валась Мари.
— И так, по твоим глазам вижу — чепуху ме
лешь,— оборвал ее председатель.— Никто не трогал
твоей посуды. Ты сюда пришла только потому, что у
тебя пропало вот это,— больше ничего! — Он быстро
наклонился и достал из кучи железа кривую трубу
самогонного аппарата.— Твоя? Совершенно новая,
только изготовлена! Где приобрела?
Мари сразу замолчала. Будто кость в ее горле
застряла.
— Ну, что молчишь? — Председатель обернулся к
Аркашу: — Скажи-ка, где вы нашли это?
— В ее огороде,— ответил Аркаш.— За баней...
— Стало быть, ты и сейчас гонишь самогон? —
Назар Егорович сделал два шага по направлению к
Мари.— Люди последнее от себя отрывают, все отдают
для фронта, а ты, стало быть, решила наживаться на
самогоне?
— Не гоню я ничего! — надула губы Мари.—
И эта трубка не моя.
— Значит, кточо подбросил эту чертову штукови
ну в твой огород? Может, опять какой-нибудь вор?
— Не знаю! Не видела, не слышала. И не приста
вайте ко мне!
— Мы не пристаем. Мы вот сейчас составим акт и
отправим куда следует. Самогонщиков по головке не
гладят. Особенно сейчас. И о том, что ты оскорбляешь
ребят, старающихся для фронта, тоже в акте укажем,
за это тебе еще добавят. Пойдем-ка в правление.
210