

19
Прошел ноябрь. Тридцатое. Мне ясно,
Что я из этих стен уже не вырвусь.
Родимый край, воспрянувший народ,
Товарищи и сверстники, родные!
Простите, что так мало в жизни сделал,
Своей мечты осуществить не смог.
В последний путь я уношу любовь,
Святую преданность и верность вам,
Чувашия, свобода, мать-Росси я ...
*
**
Чьи руки комкают одежду,
Чьи слезы льются на пакет?
Не шло вестей — была надежда,
Но весть пришла — надежды нет...
Сгибает человека горе,
А горе матери — вдвойне.
Застыли боль и скорбь во взоре
У безутешной Кулине.
Илле лицо уткнул в ладони,
Чтоб слез не видела жена.
А сердце ноет, сердце стонет,
Любви и гнева грудь полна.
Потупившись, сказал Хеведер:
«Тобой весь род гордился, внук...
Какие испытал ты беды,
Каких ты натерпелся мук!..»
«Кервень, Кервень! Мой внучек милый! —
Запричитала Сабани,—
Ах, лучше б мне сойти в могилу...»—
И долго плакали они.
Но слезы чистые не смоют
Той черной вести след с сердец:
Могилы зарастут травою,
А скорби будет ли конец?
299